Я как-то спросил Белецкого, имел ли Департамент полиции в виду во время процесса Бейлиса воспользоваться "Сионскими Протоколами"?
Он, смеясь, мне ответил:
- Ну, нет! Хотя некоторые нам и предлагали ими воспользоваться, но мы прекрасно понимали, что это значило наверняка провалить все дело. Ведь, это - явная подделка!
Нельзя же было срамиться! Разве с такими документами можно выступать на суде!
- Вы не сомневаетесь, что это подделка? - спросил я.
-Конечно! - ответил мне Белецкий. -Если бы мы допускали мысль, что это не подделка, то разве мы бы не воспользовались ими на процессе Бейлиса - и после него?
По словам Белецкого, даже те, кто предлагал им тогда воспользоваться "Протоколами", не верили в их подлинность, но сами пользовались ими и пропагандировали их только потому, что в "Протоколах" они видели совпадение планов сионских мудрецов с деятельностью русских революционеров евреев, особенно в 1905-06 г. г., а потому считали, что ими можно было бы хорошо воспользоваться для агитации против евреев.
--
По еврейскому вопросу и, в частности, о "Протоколах" мне до революции 1917 г. приходилось говорить еще и с другими лицами, причастными к Департаменту полиции и к охранным отделениям, кроме {80} Лопухина, Мануйлова, Белецкого, - например, с M. E. Бакаем, служившим в Департаменте полиции и в варшавском охранном отделении. Некоторые из них, а в особенности Бакай, мне рассказывали много интересного об отношении правительства к еврейскому вопросу. Иногда они упоминали и о "Протоколах", но всегда как-то между прочим. "Протоколы" им тоже казались такой же несерьезной темой, как Лопухину, Мануйлову и Белецкому.
--
Так для меня стояло дело с "Протоколами" до 1917-18 г. г.
К февральской революции 1917 г., за последние несколько лет, еврейский вопрос в России не давал себя знать какими-нибудь особенно острыми событиями, которые заставили бы бить тогда тревогу.
Существовали антисемиты и в правительстве, и в Государственной Думе, и в обществе. Были; Марков II, Пуришкевич, Замысловский, Шмаков, д-р Дубровин. Они вели свою антисемитскую пропаганду. Печатали и распространяли "Протоколы". Но этим их "Протоколам" никто не придавал никакого значения.
С первых же дней после революции, при Временном Правительстве была отменена не только черта оседлости, но были отменены и всякого рода другие ограничения евреев. Равноправие было применено к евреям, как неотъемлемое благо всех русских граждан. Евреи были введены в сенат и во все государственные учреждения на одинаковых правах с другими национальностями. В литературе и в обществе о гонениях на евреев стали говорить только, как о печальном прошлом. По еврейскому вопросу, казалось, исполнились все пожелания русских демократов. Никакого еврейского вопроса как будто не было.
Нельзя было предвидеть, что скоро в связи с "Протоколами" он снова займет страшное место в России, а затем то же самое будет сделано в мировых размерах и в других странах.
{81}
Мои встречи с антисемитами на юге России.
(1919-1920 г. г.).
С конца 1917 г. в России неожиданно всюду явно усилилось антисемитское движение.
Вскоре после февральской революции, большевики развили в России в широчайших размерах свою деятельность, и в октябре 1917 г. захватили власть. Они возбудили против себя величайшее негодование во всех слоях русского общества. Но так как среди них видную роль играли большевики евреи: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Свердлов и др. (правда, с еврейством не имевшие ничего общего), то многие стали говорить, что большевицкое движение, главным образом, или даже исключительно, еврейское и им руководят евреи и их какие-то таинственные организации, преследующие свои специальные еврейские интересы, враждебные России. Но эти большевики евреи, как Троцкий, на самом деле имели такое же отношение к евреям, как Ленин, Луначарский, Горький, Коллонтай - к русским, Дзержинский - к полякам, Сталин - к грузинам и т. д. Их теснейшим образом связывали друг с другом: программа, тактика, общая ненависть ко всем не большевикам, общие надежды, взгляды на будущее, Интернационал, и их общие вожаки: Маркс, Энгельс, а в последнее время Ленин и его товарищи по партии.
Благодаря такому слиянию у толпы понятий "большевики" и "евреи", тогдашние антисемиты в России, до того не имевшие в общественной и политической жизни никакого серьезного значения, получили сильную неожиданную поддержку именно потому, что они давно сливали воедино слова "евреи", "революционеры" и "социалисты".
Пользуясь анархией, наступившей с захватом власти большевиками, русские реакционеры-антисемиты немедленно стали усиленно издавать и распространять "Протоколы". Эта их пропаганда сразу нашла сочувствующих в темной массе, и они подняли голову. "Протоколы" сделались в России тогда {82} популярной книгой у тех, кто до тех пор только слышал о них, но не обращал на них никакого внимания.
--
Это неожиданное массовое нарастание антисемитизма в России и его обострение мы уже в 1918 г. могли констатировать из Парижа. До нас стали доходить известия и о том, что антисемитизм особенно развивается в армии, боровшейся с большевиками на юге России, что там происходят погромы еврейского населения и усиленно переиздаются и распространяются "Протоколы".
"В это время в Париже я издавал антибольшевицкие издания "Общее Дело" и " La Cause Commune " ;
- "Общее Дело" было мною начато еще в Петербурге в 1917 г. и только возобновлено в Париже, в августе 1918 г.
По делам редакции этих изданий мне приходилось иметь постоянные сношения с высшими представителями Добровольческой Армии в Крыму и на Кавказе, как и на Дальнем Востоке. Они с горячим сочувствием относились к моим изданиям и лично ко мне, как противнику большевиков, боровшемуся с ними все время - и тогда, когда они еще только подготовляли переворот в России, и тогда, когда они захватили власть.
Но им, национально настроенным, более или менее умеренным партиям, приходилось мириться и с тем, что я - революционер, республиканец, демократ, социалист, и с тем, что в своих органах все время я, не переставая, продолжал говорить об этом.
В конце 1919 г. я решил из Парижа съездить на Кавказ и в Крым, чтобы ближе познакомиться с борьбой, которая велась там с большевиками, главным образом Добровольческой армией.
Из Константинополя я приехал в Севастополь и прямо с парохода явился в главную квартиру местных военных властей. Меня встретил комендант города ген. Субботин. Он горячо благодарил меня за услуги, которые я оказывал армии своим "Общим Делом". Затем, во время разговора, он неожиданно {83} передал мне какую-то брошюру. Не показывая мне ее заглавия, он стал говорить об ее огромном значении и о том, что мне необходимо ею воспользоваться в "Общем Деле". Когда я развернул брошюру, я увидел, что это были... только что переизданные, кажется, в Таганроге, "Сионские Протоколы"! Ген. Субботин, конечно, знал мое определенно отрицательное отношение к антисемитизму, но он, очевидно, полагал, что в данное время моя вражда к большевикам все таки заставить меня воспользоваться "Протоколами", где, как ему казалось, окончательно разоблачена тайна руководства евреями большевицким движением.
Разумеется, я тотчас же самым резким образом ему заявил, что "Протоколы" - подлог, что они по своему содержанию - абсурд и, если я когда-нибудь буду в "Общем Деле" писать о них, то только лишь как о вредном и очень опасном подлоге.
Ген. Субботин был, видимо, смущен резкими моими отзывами о "Протоколах" и внутренне - этого он не мог даже скрыть - был очень недоволен мной за мой отказ воспользоваться ими в "Общем Деле". Сначала он пытался, было, аргументировать свое предложение. Но скоро, видя безнадежность этого, как-то резко прервал наш разговор о "Протоколах", и к ним мы более не возвращались.