«Мне как раз туда надо, — сказала она, подходя к двери. — Если хочешь, я могу показать дорогу.»
«Слава Богу, проснулась,» — подумал Бэрл.
Они выбрались на Аялон и теперь медленно продвигались на север в обычной для этого часа пробке. Оба молчали, глядя прямо перед собой, поглощенные острым чувством взаимоприсутствия.
«Говори уже что-нибудь, — хрипло сказала она наконец. — Например, куда ты меня везешь? Не то чтобы это имело какое-то значение…»
«Как твоя спина?» — спросил он, игнорируя ее вопрос.
«Заживает. Хотя с рюкзачком придется повременить неделю-другую.»
«Я надеюсь, что с кремом для загара нет проблем,» — сказал он и искоса взглянул на нее — впервые с того момента, как она села в машину.
Они расхохотались, празднуя исчезновение этого невыносимого, звенящего напряжения, заложившего уши и затруднявшего дыхание, когда каждое движение выглядело невозможным в своей чрезмерной интимности.
«Что ты привязался к этому крему? Он просто остался там с лета. Неужели трудно понять — у какой женщины есть время перебирать свою сумочку ежедневно?»
«Ежедневно? — ухмыльнулся Бэрл. — На дворе февраль, дорогая.»
«Дорогая? — изумилась она. — Дорогая? Послушайте, уважаемый. Я не отрицаю, что позавчера трахнула вас с определенным, даже, как мне показалось, взаимным удовольствием. Последнее обстоятельство, — я имею в виду взаимность — видимо, не позволяет вам подать на меня в полицию жалобу за изнасилование. Но с чего вы взяли, что имеете право обращаться ко мне, как будто мы уже двадцать лет женаты? Дорогая… Подумать только!» Она возмущенно фыркнула и отвернулась к окну, глядя счастливыми невидящими глазами на проплывающие мимо зеленые пустыри, домики, изгороди, на весь этот прекрасный и ласковый мир, танцующий медленное болеро в такт ее светлой раскачивающейся радости.
Бэрл смутился, поняв, что взял не ту ноту. «Ну насчет двадцати лет — это ты, пожалуй, хватила, — сказал он, пытаясь отшутиться. — Двадцать лет назад тебя еще грудью кормили.»
«Сукин ты сын, — думала Дафна, уткнувшись в свое окно. — Сукин ты сын. Сегодня кормление грудью предстоит тебе. Уж я об этом позабочусь… Господи, что я несу?» Она ужаснулась откровенной непристойности своих мыслей. Но это был какой-то веселый, даже радостный ужас. Вслух она спросила: «Нам еще долго?»
«Почти приехали,» — ответил Бэрл. Как и Дафна, он чувствовал мощный, оглушающий резонанс их тяжелого притяжения, темную, засасывающую воронку, в которой, медленно кружась и искривляясь, исчезало шоссе с разноцветными коробками машин, придорожные столбы, ясные, педантичные линии его прежней жизни. Теперь, при помощи какой-то чудом уцелевшей часть сознания глядя сверху на эту воронку, на себя самого, бесповоротно и сладко тонущего в ее властном неотвратимом кружении, он понимал, что единственным движущим мотивом всех его последних действий было желание увидеть ее, коснуться ее, спрятать, укрыть, защитить. Это было неправильно, преступно, против всех правил.
У Бэрла никогда не было недостатка в женщинах. Фактурная внешность, щедрость и бойко подвешенный язык без особого труда поставляли ему короткие, ни к чему не обязывающие связи, в которых обе стороны с той или иной степенью откровенности использовали друг друга для столь необходимой время от времени разрядки. Помимо разрядки, это даже доставляло удовольствие, вполне сравнимое с гурманским обедом или трансляцией хорошего футбольного матча.
Что же произошло на этот раз? Отчего он видит ее, эту совершенно незнакомую девчонку, видит, даже не глядя в ее сторону, каким-то особым звериным периферическим зрением, нюхом, физическим осязанием окружающей ее ауры? Почему именно этот острый локоть, это ломкое запястье, этот темный каштановый завиток над упрямой скулой рождают в нем тянущее, щекочущее, влекущее чувство, эту тяжесть в паху, это сладкое сверление в сердце? Такое происходило с ним впервые в жизни.
«Со мной такое впервые в жизни, — вдруг сказала она, обращаясь к окну. — А ты наверно думаешь, что я нимфоманка. Ну и черт с тобой, думай что хочешь. Кто ты мне? — никто. Я даже не знаю, как тебя зовут…»
Бэрл взял ее руку и поцеловал в ладонь. Они съехали с трассы и продолжили по проселку. На указателе «Бейт-Нехемия» Бэрл свернул и затормозил у шлагбаума. Сонный сторож с древним карабином через плечо обошел машину и сунулся к бэрлову окошку.
«Привет, бижу, — сказал Бэрл. — Где тут у вас циммеры?» Сорож махнул рукой.