На следующий день Евдокия умерла, но перед смертью Аввакуму суждено было стать свидетелем драматической борьбы, которая разыгралась за её душу и которую он с присущим ему реализмом описал в своём «Житии».
«После моления тово встала и села на постеле, и ухватила меня, к себе, плачючи прижимала. А сама паки тоже говорит и кланяется мне. Я ея положил: гораздо трудна, трясется вся. И она, лежа, перстом указует: “отченько мой, вот черти пришли, стужают мне, взять меня хотят; помолись, да отступят от меня!” И я взял кадило и крест, благословил, и место все водою покропил; так перекрестилась и молвила: “отступили, отченько, но стужают мне и просят души моей; и я не могла отбыть — отдала им душу свою, сим крючком вытаща”. Я, старец, посмотрю в руке у нея — яко булавочька, крючик малехонек! И я отнял у нея, да зашумел на служанок, нашто ей булавку дали. И оне все божатся: никак-де не давали! Ано ей беси дали булавку-ту! Видишь ли, как оне прилежат о душах тех? Силою отнимают! Горе, горе! Как уйдешь у них, аще не Господь поможет! Потом я отбрел в дом свой; а без меня пан-от, муж ея, силою напоил вареным пивом с корением и с бедою, — намешено дияволшины. Так ея беси опять стали мучить. Мне сказали. Я прибежал; стал бранить пана тово. Он мне стал противится. И я, осердясь, со всем домом своим сошел, и протопопицу взял. А ея беси мучат; зело голка велика бысть. Пришел я домой: печално мне и жаль. Опять пан шлет ко мне; прощения просит. Я и опять к ней пришел, — и она в кровь избилася вся, а сама кричит: “для мужа беси мучат меня; несть он мне муж безверия ради своего!” Так он болную ея в щоку ударил. А она таже кричит. Сором ему стало. А я ево выслал из избы и молебен отпел; помазал ея маслом и водою покропил: беси паки отступилися от нея, целоумна паки стала, римскую веру проклинает и, персты слагая, крестится истинно. Я ея паки причастил и, благодаря Христа, чинно и тихо преставилася. Я и погребению предал ея в малой слободке — не у церкви, на берегу погреб: сама изволила место то, как жива была».
«Видишь ли? — заканчивает свой рассказ Аввакум, — о сложении перстах и мертвая свидетельствует, яко зло треперстная ересь».
Между тем ссылка Аввакума была лишь первым звеном в новой цепи широкомасштабных репрессий по отношению к церковной оппозиции. 5 августа 1664 года нерешительный местоблюститель патриаршего престола митрополит Питирим Крутицкий был переведён на Новгородскую митрополию, а на его место поставлен жёсткий и решительный администратор — архимандрит Чудова монастыря Павел. 22 августа его рукоположили в епископы, назначив управлять центральной Московской епархией с саном митрополита Сарского и Подонского.
Осенью 1664 года царские войска начали операцию по «зачистке» Вязниковских лесов, где некогда подвизался духоносный старец Капитон, пророчески предсказавший никонианское отступничество. Дело Капитона в Вязниковских лесах продолжали его ученики: препоясанный железным поясом «дивный Леонид», строгий постник Симеон, «всепречудный Иаков», «всекрасный в пустынницех и предивный житием отец Прохор» и ученик Прохора, сподвижник самого Капитона — «великий и премудрый Вавила». Подвизаясь в Вязниковских лесах, ученики Капитона проповедовали древлеправославие не только словом, но и своей подвижнической жизнью. Постепенно учение лесных старцев широко распространилось среди крестьян Ярославского, Костромского, Рязанского, Владимирского, Тверского и Московского уездов. Слух об их иноческих подвигах и стоянии за старую веру быстро достиг столицы, и уже в 1662–1663 годах Вязниковскими лесами заинтересовался приказ Тайных дел. Против лесных старцев была послана целая военная экспедиция во главе с князем Иваном Прозоровским. «Вязниковские леса с их бесчисленными убежищами “лесных старцев” были основательно “прочёсаны” полковником Александром Лопухиным и его войсками. Норы и кельи агитаторов и их духовных детей вокруг озера Кшаро и по реке Клязьме были разгромлены и сожжены» (Зеньковский).