У Пушкина и Лермонтова была не дуэль. Было их убийство. Дантес под одеждой имел кольчугу. Он первым подошел к Пушкину на расстояние шести шагов и выстрелил ему в живот, практически в упор. Смертельно раненный Пушкин, полулежа на снегу, выстрелил из другого, поданного ему пистолета и попал Дантесу в грудь, отчего тот упал. Пуля срикошетила от кольчуги и пробила убийце руку.
А вот что прочитал я в одной из газет. Лермонтов был встречен Николаем Соломоновичем Мартыновым с подельниками у горы Машук, когда возвращался верхом из Железноводска, где принимал лечебные ванны, в Пятигорск, на офицерскую пирушку. Мартынов приблизился к ничего не подозревавшему поэту и выстрелил ему в бок. Пуля пробила тело поэта снизу вверх. А потом убийцами была распространенна легенда о дуэли. Опубликована медицинская экспертиза причин смерти Лермонтова, в которой говорится, что пуля вошла в его тело под правым ребром, пробила правое и левое легкое и вышла через левое плечо. В той же газете было сказано, что об этом написано немало исследований, которые замалчиваются.
В «Протуберанцах» я уже высказал в прошлом году свою догадку о том, что американские башни в Нью-Йорке протаранили не пассажирские, а беспилотные транспортные самолеты, управляемые с земли американскими военными авиаслужбами. И никаких пассажиров в этих самолетах не было. И вот совсем недавно, в сентябре этого года, в передаче «Постскриптум» ее ведущий А.Пушков сообщил ту же самую информацию. А ведь Пушков очень близок к российской разведке… Вот так тайное становится явным. Еще раз подтверждается правильный ход моих мыслей.
Но я говорил еще и о том, что точно такой же беспилотный транспортный самолет США сбил над Боденским озером в небе Германии наш самолет с детьми из Башкирии. За это преступление никто не ответил, а всю вину свалили на швейцарских авиадиспетчеров, которых швейцарский же суд и оправдал. Но американским подонкам никогда не должно быть никакого прощения, потому что в противном случае – бессмысленно создание Богом этого мира. А такого быть просто не может.
Один из самых ненавидимых людей России – М. Горбачев. Был еще один – Ельцин, но он сдох и больше не мозолит глаза. Но на фоне Горбачева даже библейский Иуда и Гитлер выглядят достойнее, потому что после своих преступлений сами покончили с собой. А эта мразь все еще дышит одним с нами воздухом. Представьте себе не повесившегося библейского Иуду…
После всего, что произошло за последние 20 лет, называть себя в России демократом может только законченный дурак и отъявленный враг.
А вот признак тупости и невежества коммунопатриотов: «Ой, что это? Журнал «Молодая гвардия»? А разве он еще выходит? Я его уже лет двадцать не видел…»
Вся жизнь Солженицына – это сплошная ложь. Нет, не случайно Бог пометил его говорящей фамилией.
Христос принес «меч и разделение». Еврейский мессия принесет «мир и единение». То, что принес Христос, – спасает. То, что принесет еврейский мессия, – убьет.
В 80-е годы прошлого века, когда все говорили «мир и безопасность», именно тогда и началось наше разрушение.
Есть только одна в мире настоящая демократия – учение Христа.
Не все евреи ненавидят Христа, но все ненавидящие Христа – евреи.
Чтобы отвлечь внимание от своих преступлений в России, «либералы» направили на русских кавказский удар. И обнаглевшие абреки, конечно, погуляли и позверствовали на нашей земле. Правда, им тоже тут досталось – многих из них убили, многие попали в тюрьмы. Но «либералы» свое обычное дело сделали – стравили с нами северокавказскую черноту.
Василий Белов после романа «Все впереди» ничего серьезного в прозе не написал. Почему он не развил дальше эту тему, затронутую в своем романе? Испугался известного гвалта? Ну и пусть бы себе галдели. Но чего теперь-то, на восьмом десятке, ему бояться, когда жизнь уже прожита? А чего боится Распутин? Он ведь этой темы вообще не касается. А она – самая главная, самая страшная, самая глубинная и для литературы и для нашей жизни.
Конечно, раскрывать ее опасно. Но ведь все равно кому-то придется это сделать. Не сможет она находиться под спудом бесконечно. Я, как могу, пытаюсь ее открывать и в прозе, и в стихах, и в публицистике. Но у меня нет такой известности, как у Белова и Распутина, ставших классиками еще в советское время. И у меня нет такого выхода к читателю, какой имеют они. Меня боятся издавать. И меня ничего не стоит упечь за решетку – никто в стране, кроме близких знакомых, и знать об этом не будет.