Но память — штука забавная. Я хочу сказать, что мы почти не помним того, как именно происходило то или иное событие в вашей жизни. То есть само событие мы, разумеется, помним, но кое-какие его подробности со временем начинают меняться в нашей голове.
Например, все то, что когда-то казалось мне весьма значительным, те самые пустые слова, которыми он разбрасывался с такой легкостью и которые я так долго хранила в своей груди, как что-то теплое и дорогое, теперь практически все выветрились и забылись. Отныне они для меня не значат решительно ничего.
Более того, все то, что я в свое время старалась не замечать, некоторые несовпадения и шероховатости, которые я пыталась сгладить, теперь являются передо мной, как знамения, которые я раньше почему-то упускала из виду. Ну, разные значимые мелочи.
Например, то, что он постоянно всех и вся поправлял.
Как он отбрасывал прочь любую идею, которая зародилась не в его голове. («Что это еще за наука такая?» — сердился он всякий раз, когда я преподносила ему новую теорию касательно презервативов.)
Или даже то, как он произносил «Ты выглядишь великолепно» всякий раз, когда я задавала ему извечный вопрос, навеянный воспоминаниями о Хепберн: «Как я выгляжу?»
Или как он отвергал новых знакомых с первого взгляда, давая им жестокую оценку и больше уж никогда при этом не изменяя своего мнения. (Сайрадж — псевдохудожник, Фиона — мисс Ханжа, Стюарт — придурковатый малый.)
Но больше всего мне запомнилось, каким он становился в окружении своих товарищей. Он даже курил по-другому: вдыхая дым, поднимал голову вверх и смотрел в потолок, затем выпускал струйку дыма через левый уголок рта, после чего принимался яростно постукивать по сигарете указательным пальцем, расположив ее строго над пепельницей (а со мной он неизменно сбивал пепел с сигареты ногтем большого пальца).
И это очень важно. Поверьте мне.
Итак, таковы мои мысли о Люке. Впрочем, ничего нового здесь нет. Но сейчас, именно сейчас, я думаю не только о нем. О том, кто сумел меня порядком удивить. Нет, это даже не Сайрадж. Это Алекс. Помните, как я себя чувствовала, когда впервые увидела его после долгого перерыва рядом с Дездемоной?
Когда я говорила, что он очень изменился, я вас не обманывала. Особенно если взять все перемены и посмотреть на него, как на цельную личность.
Он стал значительно выше.
Шире в плечах.
Лицо приобрело мужественные черты, они тоже как бы раздвинулись в ширину. Все прыщи и пятнышки бесследно исчезли. Их место заняла золотистая бархатная щетина, ровно растущая на его щеках.
Даже глаза у него стали другими. Хотя, конечно, они по-прежнему темно-карие, но теперь взгляд их тверд и решителен. Та паника, таящаяся в их глубине, которую я могла распознать десять лет назад, растворилась. У него поменялся вкус в одежде. Безразмерные штаны, мешковатые джинсы и отвратительный спортивный костюм, которые он предпочитал в школьные годы, уступили место более привлекательным нарядам. Потертые, плотно обтягивающие, джинсы и опрятный черный трикотажный джемпер. Он принадлежал к тем немногим молодым людям, которые, одеваясь по моде и со вкусом, могли запросто позволить себе сказать: «Мне наплевать, как я выгляжу», поскольку выглядят безупречно.
Но наверное, самая замечательная перемена — ту, на которую я обратила особое внимание в течение первых десяти секунд, — та, что произошла с его походкой. Трудно было даже поверить, что ему потребовались на это всего лишь девять лет, а не целая эпоха. Неуклюжая подпрыгивающая походка куда-то подевалась. Теперь, без сомнения, можно было сказать, что он успел превратиться в полноценного мужчину из плоти и крови. (И его преображение прозвучало даже в его приветственной фразе: «Ух ты, Марта, а ты почти не изменилась, все такая же!», что, правда, немного меня встревожило. Неужели с тех пор, как мы закончили школу, мы жили в разных временных отрезках?)
В течение вечера я заметила и другие перемены, не относящиеся к его телу.
Он постоянно улыбался.
Он перестал заикаться.
От него исходил приятный аромат «Хьюго Босс», а не «Инсинья».
Разговаривая со мной, он смотрел мне в глаза, а не таращился на грудь.
Он произносил такие фразы, как, например: «Жаль, что в современном мире успех в основном стал измеряться с финансовой стороны».
И он уже не говорил такой ерунды, как раньше: «Эй, Марта, чо за дела, что ты задумала, хитрюга?»
И если бы не очевидный факт, свидетельствующий о моей связи с Люком, я бы, не колеблясь, дала ему десять баллов из десяти возможных по своей системе оценки мужчин «С-Ним-Бы-Я-Трахнулась». Ну, ладно, может быть, девять целых и пять десятых. Не хватающие полбалла означают, что у Алекса имеется избыточный вес. Совсем немного, но он все же толстоват. Особенно это заметно по его лицу. Но он же шеф-повар, в конце концов. И эта полнота ему даже идет. То есть подходит к его нынешнему «я».