Выбрать главу

Наташа поднесла стрекозу к груди, и та, уцепившись лапками, перестала гудеть.

— Посмотрите, какая красивая была бы брошка: синяя на голубом!

— Да, красивая, — кивнул Николай, пристально разглядывая Наташину грудь, округлую линию живота, бёдра. Наташа покраснела, опустила глаза.

— Вы женаты? — спросила она.

— Не успел. А пора бы… двадцать семь стукнуло. Не до этого было… А теперь вот от девушек отвык… Вот… тебя побаиваюсь… — Он подбирал слова с трудом, словно вызывая их из глубины памяти, и, прежде чем произнести, колебался: правильно или неправильно он выразит то, что хочет сказать. Эта борьба была заметна на его лице, и Мите стало как-то не по себе: ему было жаль Николая, и в то же время в глубине души он радовался тому, что Николай так неуклюж в обращении с Наташей и это забавляет и смешит ее. Карие глаза Николая смотрели с грустью, и казалось, он знает что-то такое, чего ни Мите, ни Наташе никогда не узнать.

Наконец Николай встал с травы, оделся, словно извиняясь, сказал:

— Надо идти мне… — Он подал Мите руку. — Вы долго еще пробудете в Щедрине?

— Недельку, а там посмотрим. Если не выгонят, может, еще на недельку останемся.

— Тогда увидимся. Через полчаса машина колхозная в город идет. — обещали подкинуть… А в субботу, как приеду, обязательно в гости приходите. У меня сад хороший, — обратился он к Наташе, — Митя знает.

Наташа протянула ему руку. Он вздрогнул и, как-то посуровев лицом, серьезно и осторожно пожал кончики ее пальцев; круто повернувшись, словно боясь чего-то, быстрыми шагами вошел в лес.

— Николай, а собака как? — крикнул вдогонку Митя.

— Жива. Привет передавала, — раздалось в ответ за кустами.

— Пора и нам. Девчонки, наверно, уже приготовили завтрак и ругаются на чем свет стоит, — сказала Наташа, накидывая распашной сарафан и пряча в карман стрекозу.

По дороге она сказала, что хочет поехать на два дня домой. Она не спросила, отпустит ли ее Митя (все-таки он был руководителем экспедиции), а как само собой разумеющееся сообщила: «Я, Митечка, съезжу домой, ты тут не скучай без меня».

Варя и Птичкина встретили их нахмуренно.

— Наконец-то заявились! Завтрак давно остыл.

— А мы на Тереке купались, — сказал Митя. — Что же на нас сердиться? — Он наколол на вилку ломтик помидора. — Я вам яблок вчера принес…

— Мы уже ели, — сказала Варя. — И компот сварили.

После завтрака Наташа собралась и уехала домой.

9

Проснувшись на другое утро. Митя долго лежал с закрытыми глазами: ждал, когда Наташа подсядет на раскладушку и станет щекотать его кончиками волос. Но тут он вспомнил, что Наташа уехала, открыл глаза, увидел сквозь ветви на веранде задумчивое лицо Птичкиной, и ему стало грустно. На террасу вышла Варя, Митя поспешил прикрыть глаза.

— Что, спит еще? — спросила она.

Птичкина кивнула, посмотрела на Митю и вздохнула.

— Ну пусть спит, — сказала Варя.

«Варька здесь. Птичка здесь, а Наташи нет. И Николая нет… Скука!» Митя потянулся.

— Варька! — крикнул он повелительно-капризным шутливым тоном. — Я жрать хочу!

Варя, спускаясь с террасы, всплеснула руками.

— Господи, в постель тебе, что ли, подавать?

— А это идея! — сказал Митя, усаживаясь на раскладушке и скрестив по-турецки ноги, два раза хлопнул в ладоши. — Завтракать!

— Обойдешься! — сказала Варя и ушла на кухню.

— Варька, да дай ему, — уныло протянула Птичкина с веранды.

— Несу, несу, — отозвалась из кухни Варя. — Бог с ним. Он страдает, — сказала она насмешливо, появляясь на пороге, держа в вытянутых руках табурет, уставленный тарелками с салатом и вареной картошкой. Она поставила табурет перед Митиной раскладушкой и неуклюже сделала реверанс.

— А компот? — жалобно сказал Митя.

Варя принесла и компот.

— Кушай, лапочка, кушай, поправляйся, — нежно пропела Птичкина.

— Птичка, откуда у тебя в последнее время такая любовь к человечеству? — спросил Митя.

Птичкина пожала плечами. В последнее время она стала проще, но была уныла. В ее речи постепенно стали пропадать «шикарные» словечки, которые она любила употреблять; правда, иногда они все-таки нет-нет да и проскальзывали. Манерно-изысканное обращение «дамы» уступило место грубовато-добродушному «бабы». Это смешило Митю.

— Варька, — сказала Птичкина с террасы, — все-таки, что ни говори, мы, бабы, несчастный народ…

— Ох, душа моя, мне некогда, обед готовить надо! Неужели ты за ночь не выболталась? — отмахнулась Варя. — Что на обед приготовить: суп с вермишелью или с макаронами?