Я тоже был страстным аквариумистом и понимал дядю Мишу. Собаки меня раздражали, особенно Ричард с его слюной.
Но в моем оставшемся дома аквариуме царило запустение, стенки поросли мелкими водорослями, и где-то за ними, словно в тумане, плавали два макропода и два гурами. Они мне давно уже надоели, а приобрести других рыбок в нашем городе было невозможно.
Единственный на весь город зоомагазин располагался в причудливой каменной постройке на центральном бульваре. Помещение было темное, сырое, от цементного пола веяло холодом, и я часто удивлялся, как это зеленые попугаи и тощие канарейки не дохнут в грязных, неделями не чищенных клетках. Рыбки — а было их всего два-три вида — плавали в широких, как корыта, аквариумах и выглядели серенько, невзрачно. Живого корма для них здесь не было: рачки, пахнущие морской травой, часто от долгого лежания превращавшиеся в труху, — вот все, что могли приобрести покупатели в этом магазине…
— Слушай, ты был на Птичьем рынке? — спросил как-то Витька, хлопнув меня по плечу.
— Нет. А что это такое? — Я впервые услышал это название, и по тому, как Витька хитро прищурился, понял, что Птичий рынок — что-то необыкновенное.
— Вот чудак! Не знаешь? — Витька хохотнул. — Ну, паря, жди воскресенья!
Оставшиеся до воскресенья два дня Витька загадочно улыбался.
— А говоришь, любитель рыбок. — посмеивался он надо мной. — Ты настоящих рыбок и во сне-то не видывал!
Всю неделю я встречался с отцом только вечерами, потому что уходил он рано утром, когда я еще спал, устраивал какие-то порученные ему дела и приходил поздно, я уже собирался ложиться спать.
В воскресенье, проснувшись, он долго лежал в кровати и, когда я сказал, что мы с Витькой хотим поехать на Птичий рынок, махнул рукой:
— Валяйте! А я полежу, набегался за неделю.
Дядя Миша, из солидарности, тоже остался дома. Впрочем, может быть, братьям просто хотелось поговорить, обсудить свою жизнь, и они обрадовались возможности побыть наедине.
Рынок находился недалеко от Витькиного дома — всего несколько автобусных остановок.
Ступив за его ворота, я был оглушен, ослеплен богатством увиденного. Поистине никогда ничего подобного мне и во сне не снилось!
Мы ходили вдоль длинных рядов, Витька чувствовал себя хозяином, довольно потирал руки:
— Ну как? Стоило сюда приехать?
— Что ты, Витька! — восхищенно выдохнул я. — Ты мне должен был с самого начала показать это место!
Мы долго ходили с Витькой по рынку. И я поделился с ним своим открытием: владельцы часто похожи на своих животных, как похожи на них те, кто, в свою очередь, приобретает их. Вот молодая рыжая женщина, в затертой нейлоновой куртке, продает рыжего боксера, у женщины некрасивое лицо, такая же, как у собаки, развитая челюсть. Вот мальчик с отцом остановились напротив клетки с белой свинкой, разглядывают, гладят ее, и наконец мальчик тянет отца за рукав, требовательно кричит: «Па, купи, купи ее!» Отец с готовностью отдает продавцу деньги, видно, на рынок они пришли для того, чтобы купить мальчику подарок, сын берет свинку на руки, она тычется белой мордочкой в такое же белое, свинячье лицо мальчика, и новый владелец так счастлив, что целует ее в нос. А вот сидит на пустом ящике пожилая женщина, перед ней в плетеной корзине огромная племенная крольчиха. Каждый, кто проходит мимо, останавливается, с удивлением говорит: «Такую на ВДНХ надо!» Женщина улыбается, кивает, но никто не хочет заметить, что сама она страсть как похожа на эту крольчиху — такая же большая, дебелая, а ушки из-под старой шляпки торчат остренькие, розовые.
— А ты, Витька, — сказал я, — похож одновременно и на боксера, и на колли, и на болонку. Нос у тебя тонкий, как у колли, пасть, как у боксера, а волосы курчавые, как у болонки.
Витька, по праву старшего брата, дал мне подзатыльник.
— Молчал бы уж, сам-то на кого похож! На цихлиду! — И заржал.
— На какую такую цихлиду? — обиделся я.
— А вот покажу.
Как ни интересны мне были собаки, щеглы, попугаи, свинки, больше всего тянуло меня к аквариумным рядам.
Никогда в жизни не видел я такого разнообразия аквариумных рыбок и даже не подозревал, что существуют на свете барбусы, данио, моллинезии, тетрагонаптерусы, пецилобриконы, миноры, серпасы, тернеции, фундулусы, кардиналы, лялиусы, петушки, фонарики — от одних только названии кружилась голова!
— И на что тебе рыбки, — говорил Витька, — одна декорация! Вот собаки — другое дело!
Мы подошли к большому аквариуму. Витька заорал:
— Вот, вот ты! Цихлида!
За стеклом плавал головастый ублюдок, он выпучивал глаза и то и дело открывал большой круглый рот.