— Их обнаружил почтальон, когда на третий день никто не открыл и не забрал письма за два предыдущих дня. Деверь оказалась открыта.
— Как мило с его стороны подергать ручку двери чужого дома, — я огляделся в комнате родителей, обычная спальня, слащаво и нежно.
— Ты не понял, — Рейза стояла рядом и немного нервировала своим присутствием, — язычок замка срезан чем-то острым, либо магией. Дверь оказалась просто прикрыта. Кто-то хотел, чтобы их нашли.
Не дождавшись от меня комментариев, Ферт продолжила:
— Тела без видимых повреждений. Некромант сказал, что смерть внезапная, одновременная, предположительно отказ всех органов. В доме все вещи на месте, следов присутствия вроде бы нет, но мы еще проверяем.
— Хм, странная смерть, но и такое бывает.
— А чтобы некромант не смог призвать душу тоже?
Я обернулся к комиссару, сперва, подумав, что она шутит. Некромантов осталось мало, все мало-мальски сильные служат при дворе Императора после реформы Печатей, но все же сил у сотрудников полиции должно хватить, чтобы призвать душу и попытаться расспросить. Даже если прошло три дня, то до похорон и наложения печати на могилу душа прибывает в нашем мире, находясь в пограничье, только после этого они уходят дальше, откуда услышать их могут только проводники.
— Может сил не хватило?
— Господин Ольсон работает в отделе судебной некромантии без малого двадцать лет, и каждая призванная им душа исправно являлась. За все время работы в полиции не припомню такого, чтобы никто не пришел.
— Странно.
Я подошел ближе к кровати, где лежали мужчина и симпатичная женщина, еще молодые. Было ли мне их жаль? Не знаю и никогда не знал ответ на этот вопрос. Смерть для меня выглядит иначе, воспринимается по-другому. Для кого-то это безвозвратная потеря, для меня изнурительная обязанность и дар, от которого я бы с легкостью отказался. Смерть для меня ближе, чем мне бы хотелось, и в буквальном смысле тоже. Проводники выгорали и умирали, не дожив до старости. Да даже до сорока лет доживали единицы. Мне тридцать четыре, осталось немного.
Попробовал сосредоточиться и уловить голоса людей передо мной. Постарался нащупать и вычленить нить, идущую от физических оболочек. Проводник с легкостью мог улавливать голоса недавно умерших, даже не используя погружение. Но, как ни странно, не увидел ничего. Гомон голосов в голове стал громче, но ни один не отзывался на мой посыл. Странно. И интересно. Такое со мной впервые.
— Я хочу посмотреть на ребенка.
Уютная детская, забавные картинки на стенах и игрушки. Кровать, заправленная цветастым бельем со зверушками, и маленький мальчик, который словно спит. Наверное, это горе, потерять ребенка. Мне вспомнилась мать и ее взгляд на меня после обретения дара, она словно прощалась каждый раз со мной. Поэтому я рано ушел из дома. Мне никогда не понять этого, своих детей у меня не будет. Да я, наверное, и не хочу. Что-то сегодня во мне слишком много сомнений. Напиться что ли? Да, определенно стоит выпить, и много, и расслабиться с кем-нибудь.
Попытка услышать малыша тоже не увенчалась успехом. Нахмурившись, я снова попытался уловить его голос, но слышал сотни других. Это уже злит. Со мной всегда говорили! Всегда! С первых проявлений дара, я мог легко связаться практически с любым покойником, даже с давним.
— Можно мне стул со спинкой, — попросил у стоявших в дверях полицейских.
— Что ты хочешь сделать? — Рейза вдруг стала говорить неуверенно и как будто нерешительно.
— То, зачем вы меня позвали и так настаивали, хочу поговорить с мальчиком.
Стул оказался на удивление массивным и добротным, никак не вязавшимся с общей обстановкой дома. Но это даже хорошо. Надеюсь, выдержит. Я сел, откинулся на спинку, сжал руками подлокотники.
Проводники не маги, точнее считается, что этот дар возник вследствие вырождения некромантии. Проводники слышат мертвых, могут погрузиться туда, в мир, куда они уходят, или в пограничье с этим миром. Мертвые говорят. Постоянно. Сотни тысяч голосов, громких и тихих, злых, отчаянных, нудных, веселых. Это больно. К этому нельзя привыкнуть.
Проводник может открыть щелочку или пропустить весь поток через себя, ища нужный голос. В процессе от напряжения истощается физическая оболочка и аура, которая у проводников не восполняется, утрачивая безвозвратна единую структуру. Мы словно ходячие приговоренные трупы, которые постоянно слышат голоса и доносят их до живых, стоя на пороге смерти. Мы словно последняя возможность высказаться тем, кто говорить уже не может.