– Данные полета, клиентка уже билет купила. Вылетаю сегодня в 22:00.
– А куда? – с интересом, заерзав на стуле, спросила Оля.
– Не поверишь, в Энск, – усмехнулся Вольский.
Глаза Оли округлились.
– В Энск?! Тот самый, твой, в который ты клялся, что ни ногой, ни за какие коврижки?! – искренне удивилась она.
Сергей покачал головой.
– Оказывается, все зависит от количества этих самых коврижек, – засмеялся он. – Надо же нам 333 гостя чем-то кормить?!
Оля посмотрела на него с восхищением.
– Ты – мой герой!
«Ты – мой герой» – приятной пластинкой крутилось в голове Вольского, когда он уже занял свое место в салоне бизнес-класса. Самолет набирал скорость. Когда-то в детстве он обожал летать, но развившееся со временем желание все контролировать омрачало радость авиаперелетов. Обычно он выпивал снотворное, надевал маску для сна и открывал глаза уже от толчка самолета при столкновении шасси с посадочной полосой – как ему казалось, спустя мгновение. Вот только это правило дало категорический сбой по дороге в Энск.
Вольский ворочался, не мог найти удобное положение. Воткнул в уши звуки степи, потом – шум моря, следом – расслабляющую музыку. Бесполезно! Прежние способы расслабиться и заснуть не работали. Гребаный Энск! «Ладно, релакс, Серега, всего два дня, и ты в дамках», – сказал он себе, снял маску и огляделся.
Приглушенный свет, мерный гул и ровное посапывание спящих пассажиров. И на фига они летят бизнес-классом в Энск? Что они там забыли? Коли сна нет, он решил погуглить хоть что-то о клиентке, к которой летел. Знал он немного: имя-отчество, явно бизнесвумен, и, раз уж может себе позволить психолога за 250 кусков в час, – фигура редкая и значимая для такого маленького городка. Он забил в строку поиска: «Ульяна Юрьевна, бизнес-леди город Энск». Открылось приличное количество статей о некоей Ульяне Юрьевне Власовой. 34-летняя вдова местного магната унаследовала бизнес и приличное состояние мужа, а также его сына Прохора от первого брака, который, если верить СМИ, вел с ней открытую войну не на жизнь, а на смерть. Что-то подсказывало Сергею, что это именно она.
Спустя несколько часов он уже сидел в кабинете Ульяны Юрьевны, которая сразу предложила Вольскому обращаться к ней просто – Ульяна. Минут за десять общения высоким стилем она набросала Сергею канву их семейной истории, точнее – предыстории, медленно приведшей ее в тот ад, в котором она сейчас жила.
Ее пасынку Прохору было 8, когда его родная мама умерла от рака. Отец потратил кучу денег, возил ее в лучшие клиники мира. Не помогло.
– Через три года он встретил меня, – чуть улыбнувшись приятному воспоминанию, сказала Ульяна и закурила. Жестом она предложила Вольскому сигарету, но он отказался: с этим оральным рефлексом он покончил сразу по приезде в Москву.
Как и большинство детей в подобных ситуациях, Прохор воспринял появление молодой жены отца как предательство. И как предательство вдвойне, когда, спустя два года совместной жизни, они елейными голосами сообщили ему, 13-летнему подростку, что скоро у него появится сестренка или братик.
– Я была на шестом месяце беременности, когда споткнулась о невесть откуда взявшийся скейт Прохора. – Ульяна невесело усмехнулась, посмотрела на Вольского, словно ожидая, что он прочтет скрытый подтекст происшедшего. Но он слушал ровно, без сочувствия и поддакивания. Это было для него нормальным рабочим состоянием. Чтобы сохранять объективность и наблюдательность, он предпочитал оставаться снаружи истории, не разделяя ни событ, ни эмоции. Да, собственно, сами истории ему не очень-то были нужны для работы. Выговориться всегда нужнее самому клиенту. Существенным для него было то, как эти истории оценивает сам клиент, где он залип и вырыл себе эмоциональные ловушки, в которые будет попадать снова и снова, доказывая свою правоту. Вот их-то, эти ловушки, Вольский никогда не пропустит. На них у него словно просыпался охотничий нюх.
Споткнувшись о скейт Прохора, Ульяна упала с лестницы второго этажа их роскошного загородного дома.
– Ребенка мы потеряли… Сейчас ему шел бы четвертый год. – Ульяна замолчала, глядя в одну точку… Глубоко вздохнула. Сергей сделал пометку в блокноте «травма потери».
Сколько раз в своей работе он наблюдал за тем, как пациенты живут в бессознательно созданной ими иллюзорной реальности, начиная с того момента, когда произошло травмирующее событие. «Сейчас ему было бы четыре» – это не просто фраза, не просто сослагательное наклонение истории. Это точка отсчета, с которой началась параллельная жизнь. Где он или она могли быть матерью, отцом, мужем, женой или бизнесменом. Словно не было разорения, смерти, потери. Именно эта «сослагательная» жизнь и заставляла человека страдать. Как опытный рыбак, услышав это «если бы…», Вольский начинал медленно крутить катушку спиннинга, умело вычленяя из разговора и подвергая детальному анализу настоящую реальность клиента. Чтобы вместе с ним выудить из глубин его подсознания это разногласие, эту дуальность. Результатом должно было стать осознание того, где факт, а где – иллюзия. При правильной работе в сознании клиента происходило признание и принятие. И как следствие, избавление от не всегда заметного, но часто присутствующего посттравматического стрессового расстройства.