Гостья побледнела, заметив мои действия.
- Господи, - она отошла к стене и облокотилась на неё. - Что они с тобой сделали?
Её глаза осматривали меня с головы до ног, будто сканируя. Будто внешние наблюдения могли ответить на все вопросы. Я встретила её взгляд: в глазах женщины стояли слёзы.
- Ты поговоришь со мной? - слёзы покатились вниз по её щекам, когда я покачала головой. В последнее время единственным звуком, вырывающимся из меня, был крик боли, так что на разговоры я была не готова. Тем более к диалогу с ней.
Если посмотреть на нас со стороны, то мы, наверно, были похожи на двух затравленных животных в клетке, сидящих друг напротив друга.
- Я тебе кое-что принесла, - голос Оливер разрезал тишину, повисшую между нами. - Это, - она достала колбочку с малюсенькими гранулами. - Сильнейшее обезболивающее. Его невозможно найти в организме даже при самом доскональном анализе. Оно тебе поможет справиться с этим кошмаром.
Женщина положила склянку на пол и подтолкнула ко мне.
- Их изобрела Лидевью, - слова резко ударили прямо в сердце. - В тайне от всех. К сожалению, это всё, чем я могу тебе помочь.
С этими словами она встала, отряхнулась и вытерла слёзы. Одно прикосновение карточки к считывающему устройству, и дверь открылась.
- А забрать вы меня отсюда не можете? - от криков на испытаниях мой голос сильно охрип. - Вы можете вытащить меня отсюда? Ну или хотя-бы помочь умереть?
Её глаза округлились от ужаса.
- Убить? - она поджала губы.
- Ну, другие учёные могут убивать подопытных, - каждое слово, будто наждачной бумагой по горлу. - Чем вы лучше других?
Оливер вздрогнула, будто от удара.
- Я, может быть, и не лучше, - она вздохнула, прикрыв глаза. - Но я точно знаю цену человеческой жизни.
Она сделала шаг за порог и дверь тут же закрылась.
Я не доверяла миссис Оливер, но таблетки решила спрятать. Они ведь были изобретены мамой. И, кто знает, может, если выпить их все за раз, то я больше никогда не смогла бы чувствовать боли? Может, благодаря им, я бы избавилась от звания единственного живого представителя семьи Борн.
Сидя в вертолёте я раз за разом вспоминала встречу с Оливер, а таблетки, которые она дала мне, лежали за чуть отпоротой эмблемой института, немного топорщась. Колба грела моё сердце.
«Этого касалась мама, - говорила я себе. - Она это изобрела. Может и папа к этому имел дело.»
Лопасти воздушной машины завертелись. Подъём начался. Нестерпимо громкий звук наполнил кабину, мгновенно заложив мои уши. Шум нарастал по мере взлёта, и я одна осталась сидеть без наушников. Боль сковывала голову, будто раскалывая её пополам. Я зажала её руками силясь облегчить свою участь, но резь не уходила, а звук пролетал сквозь ладони. Мне казалось, что я состояла из этого грохота, будто в каждой частичке моего тела был этот звук, будто лопасти вращались у меня внутри.
И вот тогда я решилась взять таблетку из колбы. Чувствовать на испытаниях боль в теле, кровь, синяки - это одно, а чувствовать грохот в голове и разрозненность мыслей - это другое.
Когда резкая боль охватывала любую часть тела ниже шеи, мысли функционировали здраво. Когда голова раскалывалась на части, адекватных рациональных мыслей не было и в помине.
Одно незаметное движение и баночка оказалась в моей руке. Я могла бы и не скрывать своих действий, ведь никто на меня не смотрел: Маркес с пилотом о чём-то увлечённо переговаривались по микрофону, встроенному в наушники. Новый раскат пронзил мою голову. Я вскрикнула и зажмурила глаза. Внутри меня, будто шаровая молния взрывалась с каждой новой волной рези: всё пылало в голове от боли, но мои сопровождающие этого не видели. Они вообще на меня не смотрели. Если бы я вдруг задумала бы на них напасть, то они бы этого даже не заметили. Но я ведь этого не хотела. Мне в этот момент было всё равно. Я источала равнодушие. Я сама была равнодушием.
Чтобы не сойти с ума, человеку нужно было постоянно в чём-то нуждаться и двигаться к этой цели. Так что я, предотвращая образование сдвигов в мозгу, исполняла единственное условие моего договора с адекватностью. В чём-то нуждаться. Сейчас мне нужны были таблетки, через несколько минут мне будет нужно тепло, а потом... А потом я займу себя чем-то другим. Я держалась в здравомыслящем состоянии так долго не для того, чтобы всё обрубить в один момент. Так что сейчас я думала об одном. Лишь бы это подействовало. Лишь бы помогло. Лишь бы не разрушило меня окончательно.
У меня не было воды, чтобы запить таблетку. У меня не было салфетки, чтобы продезинфицировать грязные руки. Несколько месяцев назад я бы заострила на этом своё внимание, но точно не сегодня, ведь всё изменилось. Ситуация изменилась. Сейчас во мне зажглись инстинкты. Была лишь мысль о таблетке. И больше ничего другого: всю голову заволокло тягостным ожиданием скорого облегчения пытки.