— А вы играете на скрипке?
— Черта я играю. Ничего я не умею. Так… Пойдемте! Что тут еще… Вы куда? Гулять? И я гулять. Нет, мне нужно. Что ж вы стоите? Надевайте картуз!
На дворе никого не было. От дома лежала широкая тень на траве; по кирпичному забору прыгали воробьи.
— Вы куда же? В сад, что ли? — спросил письмоводитель.
— Мне все равно.
— Ну, так пойдемте на базар.
— Пожалуй! А где же у вас базар?
— А вон площадь-то, за церковью. Базарная площадь. Сельскими произведениями торгуют: деготь тут это у них, лапти… такая чушь! Коммерция!
Идет баба с ведрами; повар в белой куртке несет с погреба говядину; лошадей ведут на водопой; лягавая собака идет, хвостом машет…
— Танкред! Хо! дурак, — говорит письмоводитель, лаская собаку. — Ну, ну, ну! Ступай, ступай! Нечево, брат, тут, нечево. Ты и рад.
Танкред с неудовольствием отходит.
— Ах, постойте, — говорит письмоводитель, — забыл я тут… дельце есть. Одна минута.
Вошли в людскую.
Стряпуха хлебы в печку сажает, грудной ребенок вертится у ней под ногами.
— Уйди ты, пострел! Чево-с?
— Матвей дома? — спрашивает письмоводитель.
— Нету; на футор до свету уехал.
— Скажи ему, что ж он о пашпорте-то о своем не хлопочет. Ведь штраф заплатит.
— Скажу.
— То-то, скажу. Ишь, тараканов что развели!
— Кто их разводит, проклятых?
— Вы разводите. Вы их любите до смерти; а после в ухо заползет. Ишь ты! Ишь ты! Это что? А? О дьяволы! Вот вас, чертей, за это надо разжечь. Что? Нет, врешь! Вы их жрете, анафемы. Пойдемте! Тут, я вам скажу…
Идет по двору мужик.
— Здравствуйте, Иван Степаныч!
— Здравствуй! Что тебе?
— К вашему здоровью.
— Зачем?
— Все насчет своих делов.
— Это насчет телушки-то? Знаю. Деньги принес?
— Нет, не принес.
— Так что ж ты? Разговаривать пришел?
— А я так полагал, по-суседски, мол.
— Ступай, по-суседски деньги неси!
— Да ведь что ж, Иван Степаныч, много ли она потравила, — сами изволите знать. Только что быдто находила.
— Вас, мошенников, учить надо.
— Учить, это точно, Иван Степаныч; только, кажется, мы тоже довольно учены.
— Нет, мало.
— Ну, теперь, позвольте, так будем говорить: ваша скотина зашла ко мне в огород…
— Ну, и загоняй ее!
— Загнать недолго, да на что ж так-то?
— Как на что? Барин штраф заплатит.
— Ну, это тягайся там с вами еще! А незамай же я ей ноги переломаю, она лучше ходить не станет.
— Вот ты поговори еще!
— Право слово, переломаю.
— Ладно, брат. Толковать с ним. Очень нужно. Экой народишко подлый! То есть, я вам скажу, тут какую нужно дубину!..
— Неужели?
— Ей-богу. Помилуйте! Что это такое? Так набалованы! Так… Землю даром отдали. Э! да что уж тут… Вот она, рыга-то.
— Где рыга?
— А вон, желтая, видите?
— Что же там?
— Ма́шины. Земледельческие орудия… Даром деньги… Нет, одна ничего. Это штука любопытная, — грабли. Сейчас везет, везет, — раз! А, чтоб те! Англичане деньги берут. Нет, они хитрые, анафемы, шут их возьми. Да. Молотилка такая есть, чудесная. Семьсот целковых… Все равно вот, — пушка. Захотел, куда хочешь. Вот шельмы-то! Занимательная штука. Ну, только тяжела, никуда не годится. Эй, Трофим, поди сюда! Это что у тебя в руке?
— Гвоздь.
— Ну, ступай!
Идут дальше. Солнце начинает припекать. Село́. Старухи в синих платках сидят с детьми на завалинах; больной теленок лежит середь улицы, греется; нищий крадется сторонкой, и дребезжит его старческий голос:
— Родителев поминаючи, Христа ра-ади!
Письмоводитель ежеминутно останавливается, разговаривает с собаками, землю ковыряет палкой, ругается, а сам нет-нет и прихватит себя за мушку.
Идут селом прохожие, с лаптями и косами на плечах, идут молча, руками машут.
— Куда вы? — спрашивает их письмоводитель.
— На Дон, в казаки, — отвечает один прохожий.
— Сено косить, кормилец, сено, — проходя мимо, добавляет другой.
— Или у вас своего нету?
— У нас его отродясь не было, — на ходу отвечает третий.
— Ну, с богом, — говорит письмоводитель.
— Спасибо, родимый.
Базарная площадь. В конце виден кабак, навесы для торговли, лавочка и дума[51]. Куры копаются середь площади, тишина, слышно, как свинья чешется об угол думы и вполголоса отрывисто похрюкивает.
Письмоводитель с гостем вошли в лавочку.
— Денис Иванычу, — говорит письмоводитель.
51
«Думою» называется в базарных селах сарай, в котором хранятся весы и меры.