- Сдается, сильно не фартит ребятам, - довольно заметил он, когда Тереска с Янушеком удалились неспешным шагом. - Здорово они влипли. Перенесли свою "малину" с Жолибожа на Мокотов, а мы их в первый же день расшифровали. Надо сообщить майору.
- Думают, что нашли, наконец, безопасное место, - радостно отозвался Кшиштоф Цегна. - И Черный Метя! А майору лучше пока не сообщать, понаблюдать сперва, что у них там творится...
- Сынок, не торчать же тебе день и ночь на Бельгийской, у нас других дел полно. Знаю, тебе хочется самому всех повыловить и ухватить за это пару звездочек одним махом, но опомнись! Мы и так уже отличились!
Кшиштоф Цегна не выглядел убежденным. В глубине души он надеялся, что сведения, которые поступают через Тереску и Шпульку, позволят им разгрызть этот орех самим. Тайну, которая никак не дается Главному управлению, он должен раскрыть сам. Не возразив начальнику, он решил сделать для этого все возможное, и даже немножко больше.
Время шло, а от Богуся никаких вестей не поступало. Последней надеждой оставались именины, и Тереска пыталась скрасить долгие часы и дни ожидания мечтами о торжестве. Впрочем, "скрасить" - не то слово - предвиделись сплошные трудности. Именины ее всегда праздновались в семейном кругу, значит, будут родители, бабуля, Янушек, тетка Магда, разумеется с Петрусем, противная толстуха тетка Хелена, кошмарный кузен Казик и Шпулька - в качестве единственного утешения. Как бы такой компанией навеки не оттолкнуть Богуся от себя. Он будет настроен на молодежную вечеринку с интересными гостями и с танцами, и, наверняка ужаснется, угодив за нудный семейный стол.
Можно, конечно, настоять, чтобы именины отмечались в два тура, сперва семейный обед, а потом молодежный вечер, но Тереску удерживали от этого две причины. Во-первых, отсутствие материальной базы, то есть музыки и денег, а во-вторых, страх перед вмешательством высших сил. Если она начнет суетиться одалживать деньги, делать закупки, приглашать гостей - и все это ради Богуся, яснее ясного, что она свое счастье сглазит. Богусь, разумеется, не приедет. Судьба - штука коварная, чем больше стараешься, тем хуже выходит. Из двух зол она выбрала меньшее: решила включить Богуся в семейное застолье из опасения, что иначе он вообще не придет.
Отправляясь в тот день на Бельгийскую улицу, на свой последний урок, Тереска чувствовала, как внутри нее нарастает бунт. Если бы не вечная нехватка денег, все устроилось бы легко и просто, само собой. Почему именно на ее долю выпадает столько трудностей и хлопот? И в школе и дома... Ведь в их семье всего двое детей, а не шестеро, и все равно никак не удается свести концы с концами. Почему отец - обыкновенный бухгалтер, а не директор крупного предприятия или, скажем, посол? Почему у бабушки после двух войн от всего имущества осталось лишь обручальное кольцо? Другие сумели сохранить картины, антиквариат, драгоценности, царские рубли, а бабушка? Почему именно ее дом рушился под бомбами и становился жертвой огня? Может, над ними тяготеет проклятие? Ведь если бы не дядя, давший деньги на ремонт дома, неведомо, где бы они сейчас жили. Ну почему ее угораздило родиться в такой безнадежной семье?
Сквозь Терескино недовольство пыталось пробиться чувство справедливости, напоминавшее ей, что Шпульке живется еще хуже, но это ее мало утешило. Другим было лучше, гораздо лучше.
Кризис наконец разразился, превратившись в категорическое решение не поддаваться. Проклятие или нет, но она сумеет одолеть все невзгоды и устроить свою жизнь по-другому - легче, интереснее, привлекательнее... Сумеет, хотя бы назло глупой судьбе! Она уже дает уроки, и сейчас получит свои заработанные деньги, которые решат часть ее проблем...
Тереске платили за уроки раз в месяц, после первого числа, и она даже завела для учета особую бухгалтерскую книгу, куда вписывала продолжительность урока и, во избежание недоразумений, заставляла своих двоечников расписываться рядом. Самой ей до этого было бы не додуматься, но она послушалась отца, который неведомо почему чуть ли не приказал ей поступать именно так. В результате подсчет ее заработка не составлял труда, и родители маленьких оболтусов очень одобряли такой способ расчета.
Ученица на Бельгийской набрала восемнадцать часов. Сразу после урока в комнатке появилась ее мать.
- Сколько я тебе должна? - спросила она не очень уж любезно.
- Пятьсот сорок злотых,- с тайной радостью сказала Тереска.
- За что же так много?
Удивленная Тереска открыла свою бухгалтерскую тетрадочку.
- За восемнадцать часов... Тридцать помножить на восемнадцать...
- Какие еще восемнадцать часов! - разгневалась хозяйка дома.- Столько не может быть!
Тереска своим ушам не поверила. До сих пор никто еще не обвинял ее в подтасовке. Она вытаращила глаза на недоверчивую мамашу, заглянула в тетрадь и подсчитала еще раз.
- Все правильно, - сказала она, приходя все в большее недоумение. Пожалуйста, можете сами проверить. Четыре недели по четыре раза и два дополнительных урока...
- Ничего подобного! Уроков по два часа ты ей вообще не давала, уходила раньше, занятия были по полтора часа, никак не больше. А на прошлой неделе, помнится, ты вообще с ней не занималась...
- На прошлой неделе вас не было дома...- начала Тереска и осеклась. До нее вдруг дошло, что происходит, все внутри нее перевернулось и кровь ударила в голову. Как раз с этой ученицей ей очень не повезло, Тереска неоднократно занималась с ленивицей сверх записанного, прослеживая, чтобы были сделаны до конца все уроки. Она билась с ней, можно сказать, из чистого самолюбия, чтобы достичь хоть какого-то результата. Никогда не уходила она раньше времени! Каким-то все еще способным соображать уголком сознания она порадовалась своей бухгалтерской тетрадочке.
- Какое вам еще доказательство нужно? - возмущенно спросила она, подсовывая под нос даме финансовый документ и чувствуя, что это дело непременно надо прояснить до конца. - К счастью, я все записывала очень точно, а Малгося подтверждала это своей подписью. Вот, пожалуйста!