— Алексей работает в фирме «Седьмой проект», занимающейся выпуском и локализацией игровых программ, — продолжает подполковник. — Но хакеры взломали сервер и украли новейшую игру, над которой программисты работали пять лет. Игра вышла на пиратских дисках, фирма на грани банкротства.
Вслед за Томилиным иду в гостиную. Мысли по поводу игры, которую делают пять лет, держу при себе.
А вот и наш программист. Он тощ, очкаст и небрит. Сидит на табуретке перед компьютером, на мониторе — строчки машинного кода. Судя по поведению Томилина, нас Алексей не видит. Впрочем, он и без того занят — положив руку на плечо конопатого мальчика, что-то втолковывает ему:
— Я понимаю, сынок. Мы обещали тебе велосипед, но нам с мамой сейчас очень трудно. У нас украли игру, которую мы так долго делали, и зарплату не платят.
— Но у всех ребят есть велосипеды… — горько отвечает ребёнок.
— Ты ведь уже большой и сам должен понимать, — серьёзно отвечает стандартный российский программист. — Давай договоримся, что к Новому году мы подарим тебе коньки?
Главное — не смеяться. Выйду из образа. Да и нехорошо — как-никак у ребёнка горе!
— Хорошо, папа, — соглашается стандартный ребёнок российского программиста. — Давай я помогу тебе отлаживать программу? И ты быстрее сделаешь новую игру.
— Давай, сынок. Если её не украдут, то мы подарим тебе велосипед!
— Примерно такая вот психодрама, — шепчет мне на ухо Томилин. — Шоковая терапия.
Невесть отчего, но я вдруг вспоминаю старый-престарый фильм, ещё коммунистических времён. Там действие происходило в пионерлагере, на сцене дети пели песню «На пыльных тропинках далёких планет…» А директор пионерлагеря, склонившись к важному гостю, шепнул…
— Эту песню Гагарин пел в космосе! — произношу я вслух. Непроизвольно. Само с языка слетело, честное слово!
И вдруг лицо Томилина едва заметно меняется. Вспыхивает и гаснет улыбка.
Вовсе ты не так прост, товарищ подполковник!
Но обдумывать это некогда. Я заговорила слишком громко — и из повёрнутого к нам спинкой кресла раздаётся досадливое кряхтенье. Кресло жалобно скрипит (и почему несчастный стандартный программист мучается на табуретке, когда есть другая мебель?). Над спинкой появляется сверкающая лысина. Потом — широкие плечи.
— Охо-хо… — вздыхает обладатель лысины, разворачиваясь.
Ну и шкаф!
Хакер вовсе не так толст и приземист, как мне показалось. Он просто широк. Тюремная роба на нём едва сходится, видна волосатая грудь.
— Заключённый Антон Стеков, — с вальяжной небрежностью, хотя и без заминки, закладывая руки за голову, говорит хакер. — Осужден…
— Осуждён, — внезапно поправляет его Томилин.
— Осуждён, осуждён, — соглашается хакер. — По статье двести семьдесят два часть первая УК России…
На носу хакера — очки в тоненькой интеллигентской оправе. То ли линзы очень сильные, то ли он от природы пучеглаз.
Пока хакер отчитывается, пытаюсь понять, чем же он занимался. Неужели слушал сетования стандартного программиста стандартному ребёнку?
Наконец до меня доходит. В углу едва слышно бормочет телевизор — старенький «Самсунг». Хакер всего-то смотрел новости!
— Я инспектор по надзору, — говорю я. — Заключённый Стеков, у вас есть жалобы?
— Есть, — косясь на начальника, говорит хакер.
— Я вас слушаю.
— Ленивчик не работает, — вздыхает Стеков и в доказательство демонстрирует пульт дистанционного управления от телевизора. — Нет, я понимаю, если это наказание такое — пускай будет. Но если просто недосмотр?
— Что-либо ещё? — спрашиваю я, опомнившись. Слегка пристукиваю каблуком по полу — и крошечный термит устремляется к заключённому.
— Больше ничего, — с достоинством отвечает хакер. — Отношение самое благожелательное, харчи вкусные, постельное бельё меняют регулярно, раз в неделю — баня.
— Я выясню, что можно сделать… с ленивчиком…
Томилин, с каменным выражением лица, ждёт.
— Разрешите вернуться к отбытию наказания? — спрашивает Стеков.
Ожидаю со стороны подполковника какой-либо реакции, но её нет. Мы покидаем хакера, выходим в подъезд, затем — в камеру.
— Храбрится, — неожиданно замечает Томилин. — Заключение в виртуальности для хакеров — самое неприятное наказание. Находятся в глубине, и при этом — никакой возможности взломать программы.
Киваю… и вдруг понимаю, что меня насторожило. Статья двести семьдесят два, часть первая. Исправительные работы на срок от шести месяцев до года, лишение свободы на срок до двух лет.