Вамъ извѣстно, милостивые государи, что въ случаѣ недостатка доказательствъ явныхъ и положительныхъ, надлежитъ прибѣгать къ возможностямъ. Всѣ тѣ, которыя представлены вамъ почтеннымъ Адвокатомъ Его Величества въ подтвержденіе вины моего друга, признаны отъ васъ за убѣдительныя; прошу сравнишь ихъ съ тѣми, которыя представляю я въ доказательство, что Графъ Ланицкій не можетъ быть виновенъ. Я хочу говорить о его воспитаніи, характерѣ, умѣ и сердцѣ: не должно ли предположить, что онъ или закоренѣлый злодѣй, или безсмысленный глупецъ, чтобы признать его способнымъ въ такому низкому и вмѣстѣ безразсудному поступку? Онъ имѣетъ чрезвычайно живый характеръ; искренность его бываетъ слишкомъ часто неосторожна; и въ минуту сильнаго движенія онъ можетъ позволишь себѣ то, въ чемъ вѣроятно самъ будетъ разкаяваться черезъ минуту: въ доказательство представляю вамъ прежній проступокъ его — проступокъ, забытый столь милостиво Монархомъ, имъ оскорбленнымъ. Можноли вообразитъ, чтобы одинъ и тотъ же человѣкъ былъ въ одно время и столь прямодушенъ и столь коваренъ? И кто изъ васъ, милостивые государи, повѣритъ, чтобы снисходительность великодушнаго Фридриха не произвела никакого впечатлѣнія на душѣ моего друга? Такая нечувствительность несовмѣстна съ доброю и пылкою душею… a другъ мой истинно добръ и чувствителенъ! Обратите глаза на блѣдную, трепещущую мать его, на горестныхъ его друзей — безпокойныя лица и слезы ихъ доказываютъ ли, что обвиненный имѣетъ изпорченную душу? Но, милостивые государи, на минуту похитимъ y Ланицкаго его сердце…. кто изъ насъ отважится утверждать, что онъ или имѣетъ ограниченный умъ, или сумасшедшій? Вы слышали уже, что Фридрихъ Великій замѣтилъ въ немъ дарованія необыкновенныя, и умъ проницательный! не успѣлъ онъ вступить на поприще честей, какъ сдѣлался уже близокъ къ своему Государю: однимъ только отличнымъ поведеніемъ сохранилъ бы онъ любовь Монарха, повелителя своего и Друга — чему же, напротивъ, приноситъ онъ на жертву и надежды свои, и будущую славу, и щастіе своей матери? Непостижимому, безразсудному удовольствію написать одно слово! Милостивые государи, или надобно подумать, что Графъ Ланицкій былъ увлеченъ сумазброднымъ, непобѣдимымъ желаніемъ написать слово: тиранъ; или никакъ не можетъ быть понятно, для чего и съ какимъ намѣреніемъ изобразилъ онъ его на вазѣ! Для тоголи, чтобы открыть Французамъ, что Фридрихъ тиранъ? Но человѣкъ, самаго ограниченнаго ума, нашелъ бы множество способовъ, дѣйствительнѣйшихъ, вѣрнѣйшихъ, и безъ сомнѣнія не выбралъ бы имянно того, которой въ минуту могъ обнаружить передъ глазами самаго Монарха его ненавистное предательство! И такъ утверждаю, что нѣтъ никакой вѣроятности, чтобъ Графъ Ланицкій, въ его положеніи, съ его умомъ и сердцемъ, сдѣлалъ такой поступокъ, который всякимъ безпристрастнымъ судьею долженъ быть признанъ за невозможный морально. И я не имѣлъ никакого инаго убѣжденія въ невинности друга моего, когда рѣшился его защищать, отдавши въ залогъ собственную мою свободу. Но Богъ, хранитель невинности, наконецъ просвѣтилъ совершенно мой разсудокъ! Я увѣренъ, я утверждаю, что другъ мой обвиненъ несправедливо, Позвольте представить доказательства мои на ваше разсужденіе.