Это было непросто. Но и не слишком сложно — буквально пятью ударами я выпотрошил их, как баранов на бойне. «Мясо» — мясо и есть.
Оставшиеся... да, всего лишь двое, но эти двое... Чтоб столь уверенно взять меня в клещи... уйдя буквально в последний момент от хлестнувшего в меня шара, я подставился второму... левый рукав стал быстро намокать, а рука повисла плетью. Твою! Похоже...
И в этот момент в бой вступила забытая всеми нами женщина. Забытая, как оказалось, зря, потому что второй карлик, тот, в окольчуженой куртке получил две стрелы — одну в шею, вторую в бок. И тут я увидел зрелище, радующее сердце любого воина — бегущего врага. Оставшийся в живых карлик бежал с поляны так быстро, что я даже не понял, куда он исчез. Впрочем, меня в тот миг волновало совсем иное. Я, упав на колени, пытался зажать распоротую левую руку. Пытался, и не мог. Кровь продолжала течь черным в свете луны потоком.
Ну, вот и все. Здравствуй, смерть.
Как ты прекрасна!
Я не цеплялся за жизнь. Мой путь должен был закончиться на этой незнакомой земле. Последний королевский рыцарь был уже готов к смерти, но...
Но.
Как и всегда в этой жизни, вмешалась женщина. Она встала между мной и смертью, и вечная сила, забирающая все живое, отступила.
Выздоравливал я... как мне казалось, бесконечно. Медленно тянулось время, я то выпадал в полузабытье, то на мгновения открывал глаза, то вновь проваливался в черный омут безвременья. И все это время я ощущал чье-то присутствие. Открывая глаза, я видел тонкие пальцы и узкие запястья, чувствовал как они гладят мои волосы, поправляют одеяло, вытирают пот. В полузабытье, слышал женский голос напевающий песню, ни единого слова из которой не понимал, но чувствовал в каждом звуке мир и покой. Тогда в моем сознании рождался образ женщины-целительницы, богини, прекрасной как нежная утренняя заря, одетой непременно в белое, сероглазой, с каскадом рыжих волос, водопадом спадающих с плеч...
И вдруг как будто проснулся. Исчез туман, застивший глаза, пропала противная дрожь в членах, все вокруг словно протерли влажной тряпкой и одновременно раскрыли тяжелые шторы, затмившие свет солнца. Я глубоко вдохнул прохладный свежий воздух струившийся из окна-бойницы, осмотрелся вокруг, вчувствовался в чудесно бодрое тело... Эх, хорошо!
Хорошо лежать на набитом конским волосом, таком упругом матрасе, между хрустящих от чистоты простыней. Хорошо чувствовать себя чистым аж до скрипа. Смотреть на темно-серые глыбы гранита, складывавшие стены и беленый потолок. На другие лежанки, стоящие вдоль стен. На сдвинутые в угол передвижные загородки из дерева и ткани. На распахнутые наружу толстенные створки ставен, и внутрь рамы с ровным! прозрачным!! стеклом!!!
Должен сказать, на некоторое время я просто-напросто выпал из окружающего мира. Да, путешествуя больше полугода по новому для меня миру, я уже представлял его безграничность и богатство, но стекло! Да такое прозрачное и ровное! И такой величины! Наши стеклоделы просили за подобное денег, что рыцарь получал за пол года, а выходило оно зеленовато-мутным, да еще и волнистым. Это же...
Справившись кое-как с чувствами, я осторожно провернул тяжелую нижнюю створку Т-образного окна-бойницы, приближая ее к стене. Потом сам встал в лучах солнца и вгляделся в получившееся отражение. Хм... Ну... бывало и лучше. Нет, такой рельефный живот, оно конечно же великолепно. Но какой же я стал тощий! И жилистый! А шевелюра? Я распустил кем-то вымытые и аккуратно скрученные волосы и когда-то рыжая, а ныне совсем выцветшая под солнцем и дождями волна упала почти до середины спины. Да-а... Долго же я не стригся! Последний раз я смотрелся в зеркало еще... ох, давно. И тогда волосы были как и положено, до плеч. Интересно, кому хватило терпения мыть их, а потом еще и сушить? О, женщины...
В этот миг в зеркало в очередной раз попала повязка, закрывавшее мою левую руку от локтя, почти до плеча. И я наконец-то вспомнил о ране, чуть не сведшей меня в могилу. А ведь она должна бы болеть! Ну, или как минимум чувствоваться... И лишь только я это подумал, как рана нестерпимо заныла и зачесалась.
Уй-й-й... Вот зараза, ну какого демона меня дернуло глядеть в это стекло?! Нет чтоб смотреть из... и призвав на помощь всю выдержку, я выглянул в окно. Утреннее солнце заливало светом видимый из окна башни пейзаж. Высокого, должен сказать, окна. И южного. Вернее, юго-восточного. А видно было... я так и замер, забыв и о ране, и о собственной наготе. Как же здесь красиво! Мощная стена крепости, огородившая башню от остального мира. Крыши предместья, красиво крытые многоцветной сланцевой плиткой. Поля и перелески, начинающиеся за внешней деревянной стеной.
Эта земля... пока я смотрел из окна, меня не оставляло ощущение, что на родном острове. Дома.
Так я и стоял у окна, глядя, то на залитые солнцем поля и перелески, вглядываясь во вьющуюся, уходящую к югу дорогу, разглядывая крестьян, работавших на участках, прохожих и всадников, спешащих по делам... до тех пор, пока за спиной не скрипнула, открываясь дверь.
Ох! Там же должна быть та женщина, что выходила меня! Я ринулся к кровати, чтобы поскорее закутаться хотя бы в простыню, а потом повернулся, собираясь от всего сердца благодарить спасительницу, но слова замерли у меня на губах, потому что в двери стояли двое. Девочка-подросток. И... и... зверочеловек. Другого названия этому существу я в тот миг не подобрал. Но ведь и в самом деле, странная смесь — отчасти человек, но отчасти и вставший на задние лапы енот. Немногим выше девочки, с характерной полумаской на морде, острыми зубами, черным носом, чуткими ушами... но твердо стоящий на почти человеческих ногах, держащий в наполовину руках, наполовину лапах, деревянный поднос с едой. И самое главное — одетый!
А девочка? Я бросил взгляд на нее и тоже засомневался. Девочка ли? Твердый, совсем недетский взгляд серых глаз, рыжие волосы, заплетенные в косу. Слишком длинные. Уверенные, совсем недетские движения. И в то же время нежная, чистая кожа, фигура именно девочки, никак не женщины и не девушки, и рост — не более четырнадцати дал бы я ей с первого взгляда. Но позже... Что это? Недетский ум в детском теле? Возможно ли это?
— Кто вы? — спросил я, осторожно садясь на кровать и кладя ладонь на оголовье меча.
Девочка и зверочеловек замерли в дверях. Увидев меня, они глянули друг на друга, потом девочка что-то сказала еноту, забрала у того поднос и шагнула вперед. И мне пришлось решать — доверяю ли я ей настолько, чтобы подпустить к себе, даже не на расстояние вытянутой руки, куда ближе. И я решил... довериться. В конце концов, пожелай они сделать мне что-то плохое, даже убить — сделали бы все раньше, пока я еще лежал в беспамятстве. К тому же эти руки... я узнал руки девочки. Те самые руки, что утирали мне пот. И тот самый голос...
— Я знаю, что не понимаете меня, — сказал я, демонстративно убирая руки от меча. — Но я решил поверить вам.
Краем глаза я видел, как еноточеловек, прислонившись спиной к косяку двери с легкой усмешкой наблюдал сначала за моими колебаниями, потом за тем, как я пытался объясниться, сначала словами, потом жестами. Как приложив руку к груди, я называю себя:
— Дэвид Гуардиан, рыцарь королевства Акстарсия.
А девочка представляется сама:
— Klode.
А потом, протянув руку к спутнику представляет и его:
— Brian Coe.
Потом я взглянул вниз, на замотанную узкой холстиной руку, указал на нее пальцами правой, после чего перевел взгляд и пальцы на девочку. Тем самым пытаясь спросить, она ли лечила меня. Девочка же, от такого простого вопроса вдруг вся покраснела, смутилась, а енот, все еще стоявший у двери, насмешливо фыркнул. Тогда Клода сердито топнула ногой и, демонстративно тряхнув рыжей шевелюрой, принялась разматывать повязку.