талась отстоять наше право на свободное поведение.
Сама мама тоже ходила к тете Зое со страхом
и позднее рассказывала мне, что тысячу раз дава-
ла себе клятву не отвечать на ее жесткие вопросы, но как будто попадала под гипноз и рассказывала все
как на исповеди, а потом пугалась и мучилась.
Дядя Лева пережил свою жену на десять лет и каж-
дый день носил цветы на ее могилу. Иногда он загля-
дывал к нам на обед, приносил шоколадки, но казал-
ся совсем другим человеком, что-то в нем навсегда
погасло. Он отказывался садиться за инструмент —к великому нашему огорчению. После смерти дяди
Левы какие-то странные женщины, которые ухажи-
вали за ним в последние годы, растащили все ценно-
сти — картины, книги, драгоценности.
Мои родители никогда не претендовали на на-
следство и даже не думали об этом.
ПРЯМОЙ ЭФИР 17
И все же папе досталась папка с документами
и фотографиями, он сразу отдал ее маме, а мама по-
ложила в книжный шкаф, на самую нижнюю полку.
Так бы она там и лежала до сих пор, но однажды
мама решила устроить генеральную уборку и провоз-
гласила: «Разбираем каждую папку!»
Это случилось в начале лета 1971 года. Мама обна-
ружила в дяди-Левиной папке какие-то странные по-
желтевшие письма, написанные размашистым кра-
сивым почерком. Мама прочитала подпись под од-
ним письмом и громко крикнула:
— Нина, срочно иди сюда! Тут для тебя богатство!
Я полетела из кухни в комнату и увидела маму, которая сидела на полу, а вокруг были старые пись-
ма. Мы рассмотрели бумагу одного из писем на свет
и увидели особые водяные знаки. И красивую под-
пись под каждым листком: «Преданный Вам Алек-
сандр Блок». То есть это настоящие письма Блока!
Того самого поэта Александра Блока, стихи которого
я знала наизусть и очень любила!
Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив…
Мама посмотрела мне в глаза и совершенно серь-
езно сказала:
— Ну вот. Теперь хотя бы понятно, почему ты
пошла на филологический!
Дело в том, что в нашей семье все были физика-
ми: отец, мама, брат, муж (мне было 19 лет, но я уже
НИНА ЗВЕРЕВА 18
была замужем), но я пошла в гуманитарный вуз, хотя
способности к математике и физике у меня всегда
были весьма высокими. Я окончила физико-матема-
тическую школу с хорошими оценками, но никогда
не хотела идти на радиофак или что-нибудь в этом
роде. Папа предлагал институт иностранных языков, но мне хотелось туда, где книги, литература, русский
язык, — в общем, филологический, и точка!
Далее события стали развиваться с невероятной
скоростью. Мама успела рассказать о своей находке
всего двум подругам, но уже на следующий день в на-
шей квартире звенел не переставая телефон — все
требовали письма Блока! Звонили строгим голосом
из разных газет, журналов и даже уважаемого ака-
демического издания «Литературное наследие». Нам
объясняли, что эти письма являются всенародным до-
стоянием и надо их немедленно отдать в государст-
венный архив. В некотором смятении я сложила пись-
ма в какой-то пакет и пошла советоваться с нашим
профессором русской литературы Георгием Василье-
вичем Красновым. Он пришел сначала в полный вос-
торг, а потом пришел в ярость — как только увидел, как небрежно хранятся письма в моем портфеле. Он
приподнимал их пинцетом, а между письмами поло-
жил тонкую папиросную бумагу. Затем он строго-на-
строго наказал мне не общаться ни с кем по телефону, а доверить все переговоры ему одному.
Уже наутро нам позвонили из «Литературной га-
зеты» и сразу сослались на профессора Краснова.
Звонила Алла Латынина — редактор рубрики «Архив
ЛГ». Она хотела поговорить именно со мной, и я дро-
жала от страха и нетерпения.
ПРЯМОЙ ЭФИР 19
Алла Николаевна спросила:
— Сколько вам лет?
Я гордо ответила:
— Девятнадцать.
Далее она поинтересовалась, на каком курсе
я учусь, и выяснила, что я только что окончила пер-
вый курс.
Следующий вопрос не застал меня врасплох: — Как вы оцениваете значение этих писем?
Я сообщила, что уже написала целую статью
про Блока и Зою Звереву, где привела самые интерес-