И кстати я получила великолепный шрам за свой эксперимент.
Доктор сказал, что это называется «фигуры Лихтенберга»* (*иногда называются «лихтенберговы фигуры»: картины (узоры) распределения искровых каналов, образующиеся на поверхности твердогодиэлектрика при скользящем искровом разряде, а также на коже жертв удара молнии. Впервые наблюдались немецким ученым Г. К. Лихтенбергом в 1777).
Кожа на узоре ожога темнее кожи вокруг, а шрам выглядел, как три корня дерева, начинался от плеча, и тянулся до середины руки.
Я была очарована им в то время. Видимо, и Колтон тоже.
Сейчас - это просто узор на моем теле. Часть меня. Иногда я вообще забываю о его существовании.
Но вернемся обратно к истории.
Он остался со мной в палате на полчаса, не разговаривая и ничего не делая, просто смотрел на меня, точнее на мою отметку, которая, как я надеялась, делала меня реально крутой девчонкой.
Перед своим же уходом он достал сложенный листок бумаги из кармана и протянул его мне, подарил мне легкую улыбку, и помахал на прощание, а затем вышел вслед за своей мамой.
На этом листике был самый потрясающий рисунок, который я когда-либо видела.
И вместо того, чтобы почувствовать себя лучше, мне стало только хуже. Потому что только за день до этого я сомневалась в его таланте, и говорила о том, чтобы он рисовал, не выходя за линии.
***
Я виделась с Колтоном под предлогом заработка денег на карманные расходы, чтобы я сидела с некоторыми детьми от церкви.
Но каждый раз, когда я появлялась в доме, мы были только вдвоем.
Мне было любопытно, почему мне платили за то, чтобы я в первую очередь тусовалась с Колтоном.
И я именно это имею в виду, серьезно!
Вы могли бы подумать, что после того, как я чуть не умерла, меня перестали приглашать сидеть с ним.
Но вы ошибаетесь, и, видимо, его мама не усвоила урок.
Я уверена, она считала, что ее сын слишком хороший и умный, и мы больше не будем вляпываться в неприятности, но она не учла только одного...
Я-то не такая!
Колтон был практически идеален.
Он тихий, отчужденный, всегда следил за своими манерами и движениями.
Ребенком он был полностью поглощен рисованием и раскрашиванием, он даже начал раскрашивать комнату, которую его отец освободил над гаражом.
Но мне-то не хотелось разукрашивать или собирать поезда. Я устала разукрашивать! Я хотела играть, понимаете?
Надо сказать, что, возможно, он перестал мне доверять после того, как я весь день каталась и скользила по мраморному полу.
Или когда случайно запутала жвачку у себя в волосах, и попросила его помочь мне избавиться от нее. В результате, мне состригли значительную часть волос с левой стороны.
Или тогда, когда я решила его научить спускаться на матраце вниз по лестнице, хотя он был решительно настроен против.
Вот я и решила ему показать, что на самом деле это очень весело.
Я посмотрела на Колтона, залезла на матрац, оттолкнулась от вершины лестницы, и полетела вниз.
Только вот...
Да, матрац не полетел за мной, а так и остался на вершине лестницы.
В полете, если это можно так назвать, я перевернулась на спину, а при приземлении так сильно ударилась головой о дверной косяк, что получила сотрясение.
Именно Колтону пришлось вытаскивать меня из-под матраца потому, что тот задержался лишь на пять секунд от моего «отрыва в полет». После чего Колтон позвал наших мам, и уже они вызвали для меня скорую. По дороге в больницу меня стошнило зеленым хот-догом и чем-то еще невообразимым.
Как только мне стало немного лучше, а мысли слегка прояснились, чтобы внятно говорить с мамой, я сказала ей, что это только моя вина.
Забавно, но она мне поверила.
К тому времени, когда Колтон и его мама вновь пришли навестить меня в больнице, стало ясно, что я больше не буду приходить к ним по средам.
Они сменили церковь.
И только после всех этих происшествий, его мама поняла, что я просто не способна держаться от неприятностей как можно дальше. Превосходно!
Так или иначе, в тот день Колтон был даже более тихий, чем обычно.
Он вообще едва взглянул на меня, пока был в палате, но перед своим уходом он подарил еще один рисунок. И я скажу вам, что он был еще прекраснее, чем предыдущий, потому что вся страница была в ярких цветах.
Он почесал волосы, спрятанные под своей любимой кепкой, и прошептал:
- Пока, Лили.
Я помахала ему вслед, глубоко в душе понимая, что, возможно, это последний раз, когда я его вижу, и следующий раз будет не скоро.
И я была права.
Миссис Нили разговаривала с моей мамой наедине, разговор был не для чужих ушей, но я все равно услышала обрывки фраз.