— Хлеба с маслом, пожалуйста! — попросил он.
Фрау Пюхель протянула руку к ножу, но сперва решила докончить разговор с фрау Шимек.
— Мне уже вот что не понравилось: когда ящик доставили, он весил семьдесят кило, а я ведь заказала семьдесят пять кило брынзы. Ну а когда я сняла крышку, можете себе представить, вид у брынзы был такой, что хоть посылай его на поправку подышать летним воздухом. Совсем сгнил, так червями и кишит. Вам что позволите?
Станислав Демба от нетерпения несколько раз ударял ногою о прилавок.
— Хлеба с маслом, пожалуйста, но поскорее, я тороплюсь.
Лавочница не дала, однако, отвлечь себя от важной темы.
— Простите, эта дама пришла первая, — сказала она господину Дембе. — Я должна сначала ее отпустить.
«Отпускать» ее она начала с того, что продолжала в несокращенном виде излагать историю с брынзой.
— Я, разумеется, сделала заявление, и подумайте только, что отвечает мне этот человек! Он, видите ли, — она достала из кармана передника замасленное, смятое письмо и принялась искать инкриминируемые строки. — Ага, вот тут, посмотрите-ка… «Сыр был упакован должным образом, и я не отвечаю за незначительную убыль в весе, которую понес товар при транспорте». За незначительную убыль в весе! Я думала, что меня хватит удар, когда я это прочитала.
— Это у них всегда такие отговорки, — сказала фрау Шимек.
— Но тут он, знаете ли, ошибся адресом! Вы думаете, и это ему спущу? Как же, нашел дуру!
— Совсем необразованный народ!
— Ведь надо быть преступником, чтобы сказать такую вещь! — воскликнула фрау Пюхель в крайнем негодовании.
Тут ее в третий раз перебил господин Станислав Демба, который был, казалось, не расположен дольше ждать своего хлеба с маслом.
— Быть может, — сказал он с раздражением, насмешкой и подавленной яростью, — когда ваш справедливый гнев уляжется, я все же получу наконец мой хлеб с маслом?
— Я уж и занялась этим, — сказала лавочница, — потерпите немного! Вы, видно, очень спешите!
— Очень, — отрезал Станислав Демба.
— Не посидите ли еще, фрау Шимек? — крикнула фрау Пюхель вдогонку уходившей приятельнице.
— Мне надо заглянуть в свою лавку, я потом еще к вам забегу.
— Вы, верно, где-нибудь служите, господин, в конторе или канцелярии? — спросила лавочница своего нового покупателя. —Я говорю только к тому, что вы очень торопитесь.
Во всяком случае время у меня не краденое, — грубо ответил Демба.
— Ну, вот и готово.
Фрау Пюхель протянула ему хлеб с маслом.
— Двадцать четыре геллера.
Господин Демба сделал порывистое движение в ее сторону, но тартинки не взял. Несколько раз он медленно провел языком по губам, наморщил лоб и вид имел такой, словно у него внезапно возникли серьезные сомнения насчет полезности этой еды.
— Может быть, его разрезать? — спросила лавочница.
— Да, разумеется, разрежьте его. Не думаете же вы, что я сразу весь хлеб засуну в рот?
Женщина разрезала хлеб на тонкие ломтики и положила их перед покупателем.
Демба к ним не притронулся. Он постукивал носком сапога по полу и щелкал языком, словно нетерпеливо ждал какого-то события, которое не желало наступить. Глаза его за стеклами пенсне в роговой оправе бродили вокруг, точно в поисках помощи.
— Не прикажете ли еще чего? — спросила фрау Пюхель.
— Что? Да. Есть у вас краковская колбаса?
— Краковской нет. Есть чайная, копченая, салями.
— Так дайте чайной.
— Сколько?
— Восемь дека. Или нет, десять дека.
— Десять дека? Пожалуйста.
Женщина завернула колбасу в бумагу и положила рядом с хлебом.
— Все вместе шестьдесят четыре геллера.
Демба не взял ни того ни другого. У него вдруг оказалось в распоряжении чрезвычайно много времени, и он обнаружил поражающий интерес к мелким особенностям внутреннего устройства бакалейной лавки. Он постарался расшифровать надпись на ярлыке бутылки с уксусом, а затем предался изучению нескольких жестяных плакатов, висевших по стенам и над прилавком. «Здесь продается излюбленный ржаной хлеб Газенмайера», «Лучшее туалетное мыло Хвойки» — читал он с большим вниманием, и губы его при этом беззвучно шевелились.
— Это он и есть — излюбленный ржаной хлеб Газенмайера? — спросил он и наклонился испытующе над своею тартинкою, на которую тем временем опустились две мухи.
— Нет, это хлеб из пекарни «Эврика».
— Вот как! Собственно говоря, мне бы хотелось газенмайерского. Вкус у них одинаковый, да и цена одна, — ответила лавочница.
— В таком случае ладно.
Поведение Дембы становилось все загадочнее. Он вдруг с искаженным лицом взглянул на потолок, и по лбу его покатилась капелька пота.