Говорят, что у сладости свои уста и своя утроба, ее укус ядовит. Однажды по пути в школу, неподалеку от церкви святого Розария, у Вариинги закружилась голова. Она села на землю, ее стошнило. Когда дурнота прошла, Вариинга побрела дальше, решив, что съела что-то неподходящее. Но день ото дня ей делалось все хуже, приступы участились. Прошло еще некоторое время, и обнаружились тревожные признаки — она беременна!
Ее обуяла паника. Она знала: такое случалось со многими ее сверстницами, но не допускала мысли, что сама попадет в беду. Однако это произошло — вне всяких сомнений!
"Что сделано, то сделано", — сказала себе Вариинга. Так или иначе, ноги ее еще носят и земля под ней не разверзлась.
Ведь Старец уверял, что женится на ней, согласно местному обычаю, или даже разведется с нынешней супругой и обвенчается с Вариингой в церкви. Так что ее беременность не будет для него неприятным сюрпризом. В наше время многие девушки еще до свадьбы оказываются в положении — теперь это в порядке вещей. Нередко невесты идут под венец на восьмом или девятом месяце. Бывает и так, что сегодня в церковь, а назавтра — рожать. Слыхала Вариинга и про случай, когда невеста родила прямо в храме. Другая не дошла до церкви, разрешилась по дороге, а жених со священником зря прождали ее на паперти. Нет, Вариинга не боялась за себя: вера в любимого прогоняет страх.
В субботу вечером, в найвашской гостинице, она все ему рассказала. Старец вздрогнул, словно его укусил в зад скорпион, но тут же взял себя в руки, не стал жаловаться на судьбу и причитать. "Все хорошо!" — решила Вариинга. Ночью ей снилось, как она рвет школьные цепи, приходит конец игу учителей и экзаменов; она погружается в волны наслаждения; плывет по руслу новой Кении, ее жизнь сплошь состоит из удовольствий; нет тягостных мыслей, она свободна, свободна!..
Но наутро Старец преподал ей урок, который она никогда не забудет. Он спросил, почему она не предохранялась, как это делают другие. Почему не принимала пилюли? Почему еще месяц назад ему не сказала? Впрочем, ясно почему — она сама толком не знает, от кого беременна!
— Если бы я был у тебя один, этого бы не случилось. Иди и поищи того молодца, который втянул тебя в беду, — пусть он на тебе женится или обстряпает аборт. Я-то думал, что имею дело с невинной школьницей и она не станет меня огорчать. На такой я рад был бы жениться, она стала бы мне утешением на старости лет. А оказывается, я подобрал публичную девку!
Вариинга обомлела, она не могла ни плакать, ни кричать, ни возражать. Словно язык отнялся, будто знаменитый Камири ее околдовал. Мир сделался неуютным, враждебным. Яркий свет, что еще недавно сверкал перед ее взором, погас. Дорога, казавшаяся широкой и прекрасной, сузилась и заросла колючками. Теперь она, сулившая раньше привести на небо, круто спускалась в ад. Море наслаждений оказалось на поверку геенной огненной! А ковер из цветов, по которому она ступала, на самом деле был соткан из терниев! И нет крыльев за плечами, лишь чугунные оковы на ногах…
Вариинга не помнила, как вернулась в Накуру, как вышла из "мерседеса", ставшего могилой ее чистоты и достоинства. Высадив девушку, Старец развернулся и покатил к своим владениям в Нгорику.
Невидящими глазами смотрела Вариинга вслед своей иллюзорной надежде. Она осталась одна в целом мире; колючки ранили сердце, впивались в ноги, которые сами несли ее к пропасти, — да, она сама выбрала такую судьбу.
Выбрала или же ей эту участь навязали? Вариинга стояла на автобусной остановке, ее взгляд блуждал по видневшемуся невдалеке зданию вокзала Накуру, по дороге, ведущей в Элдорет… Вон бар "Амигос", Кениата-авеню, магазины, лавки… Куда ей теперь податься? Она медленно брела в сторону городского рынка, зашла в гостиницу "Ньоро", села за свободный столик в дальнем углу, заказала чай, пытаясь взять себя в руки. "Господи, что же мне теперь делать?" — вновь и вновь спрашивала она себя.
Она знала, что не найдет сочувствия ни у тетки, ни у дяди, ни у двоюродных братьев, ни у учителей, ни у одноклассниц.
У Вариинги не было таких родственников или друзей, которые сами предложили бы помощь. На это рассчитывать не приходилось…
К чаю она не притронулась, расплатилась, вышла на улицу. Добравшись до дому, сразу легла. Хотела помолиться на ночь, но ничего из этого не вышло. Пробовала плакать — может, стало бы легче, но слезы не шли.