— Скажите, почему вы выбрали такое недвусмысленное и внушающее определенные ассоциации название: Экстази?
— Заявляю протест, ваша честь!
— Протест принят. Доктор Шмидт, подойдите, пожалуйста.
Судья повернулся к прокурору и знаком дал понять, что тот тоже может подойти.
— Доктор Шмидт, — сказал судья совсем тихо, — ничего особенного в том, что вы говорили до сих пор, не было, это заставило меня думать, что я не зря разрешил вам допрашивать этого свидетеля. Переходите к делу.
Пол Кубрик, воспользовавшись ситуацией, вмешался:
— По этой причине, ваша честь, я прошу, чтобы свидетельство господина Брума было полностью изъято из протокола и присяжные не брали его в расчет при вынесении решения.
Судья несколько колебался, но сказал:
— Шмидт, если ваш дальнейший допрос будет протекать в том же русле, я должен буду удовлетворить просьбу прокурора.
— Не беспокойтесь, ваша честь.
Шмидт повернулся к скамье для свидетелей, осознавая, что придется временно прекратить намеки, пятнавшие репутацию Катрин. Он прекрасно понимал, что репутация Катрин в глазах присяжных уже подмочена, — разумеется, судья просил их не принимать в расчет эти показания, но он все же не мог раздать им мнемониум, чтобы те все позабыли!
— Господин Брум, после всего этого вы что-нибудь слышали о мадемуазель Шилд?
— Да, некоторое время спустя, после появления фильма в видеоклубах, где-то в апреле месяце прошлого года она мне позвонила в офис и заявила, что я не выполнил условия контракта и что, если немедленно ее фотографию не уберут с видеокассеты, а также не вырежут все сцены с ее участием, она обвинит меня в сексуальном домогательстве и заставит предстать перед судом, и вообще спустит с меня шкуру.
Кубрик, не знавший этих подробностей, повернулся к Катрин, та на сей раз не возражала, она опустила голову, молчаливо признавая правдивость режиссера.
Но ведь еще перед началом процесса ее предупреждали о необходимости скрывать свои чувства, насколько это возможно, просто сидеть прямо с высоко поднятой головой и смотреть вперед!
Но она, несомненно, была удручена этим новым открытием, неожиданно высветившим ее прошлое. Кубрику было необходимо найти какое-то сильное решение для допроса режиссера, чтобы разрушить образ, который понемногу закреплялся в сознании присяжных: образ молодой актрисы без особых моральных убеждений, которая не задумываясь употребляла алкоголь и не гнушалась вечеринками, заканчивающимися под утро; она быстро бы к этому привыкла, если бы не попала в клинику после попытки покончить жизнь самоубийством.
Вот так curriculum vitae![4]
— У вас есть копия контракта, заключенного с Катрин Шилд, господин Брум?
— Нет. Мы редко заключаем контракты даже с более известными актрисами, чем мадемуазель Шилд. Мы ограничиваемся устным договором.
— Но можете ли вы доказать, что мадемуазель Шилд не была введена в заблуждение, когда вы предложили ей сняться в порнофильме о лесбиянках?
— Послушайте, название фирмы Экстази-фильм большими буквами красуется у нас на входной двери и на стене за столом секретарши. Обычно люди понимают, о чем идет речь.
— Скажите, господин Брум, с вашей стороны имели ли место сексуальные домогательства по отношению к мадемуазель Шилд, учитывая ситуацию или тот факт, что она находилась в студии обнаженной?
— Никогда. Почти весь фильм был снят моим ассистентом, да и потом, по правде говоря, мадемуазель Шилд из разряда худышек, а я лично предпочитаю женщин в теле, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Да, — ответил Шмидт, улыбаясь, — но суд не нуждается в подобного рода деталях. — Он выдержал паузу. Казалось, его хорошее настроение улетучивалось. Но тут же продолжил: — Господин Брум, в прошлом вас когда-либо обвиняли в сексуальных домогательствах по отношению к актрисам?
— По правде говоря, это скорее они нас домогаются, чтобы получить роль! Но так как я женат…
— Понимаю. Катрин Шилд угрожала вам не один раз?
— Да. За месяц по меньшей мере семь или восемь раз. Всегда по телефону.
— Как вы поступили?
— Я дал распоряжение своей секретарше не соединять ее со мной.
— И что?
— Мадемуазель Шилд явилась в офис и попросила принять ее. Она была рассержена. И даже разбила цветочный горшок, но моя секретарша отказалась пустить ее в мой кабинет.
— Протестую, ваша честь!
— Протест принят, — откликнулся судья. — Доктор Шмидт, попросите своего свидетеля ограничиваться тем, что происходило на его глазах, а не в присутствии его секретарши.