Выбрать главу

В упомянутой же записи говорится, что в тот же день Иоанн поручил своему любимцу Алексею Адашеву принимать челобитные от обиженных и рассматривать их, – теперь не было сильных и знатных. При этом он не обошелся и без надлежащей речи к Адашеву.

«Алексей, взял я тебя из бедных и самых молодых людей за твои добрые дела, а взыскал тебя выше твоей породы в помощь душе моей, хотя на то и не было твоего желания…»

И вот с этого времени начинается период новой жизни под управлением царя, митрополита и «избранной рады».

Не имея собственной личности, царь, окруженный людьми честными, любящими родину и правду, стал их невольным сообщником и государство, хотя на некоторое время, вздохнуло.

Москва приведена была в порядок. Сгоревшие храмы Божий воздвигнуты, постройки восстановлены и жизнь пошла мирным порядком.

В это время издан был судебник, или вторая Русская Правда, обуздано местничество, составлен и издан Стоглав, положено было основание к вызову в Россию ремесленников, художников, лекарей, аптекарей, типографщиков и т. д. Государство, успокоенное и управляемое людьми мудрыми и бескорыстными, скоро показало свою силу и в сношениях с неприятелями.

Казань была покорена, покорена и Астрахань, совершилось подданство черкесов Иоанну, завоевано черкесами Тмутараканское и Томашское княжества, сибирское царство обязалось платить дань, заведены мирные сношения с Англией, Литва была покорена и должна была выносить укрепляющуюся Россию, Крым трепетал и смирился, Ливония была почти уничтожена, Швеция посрамлена. Самое войско было преобразовано и чрез то представлялось непобедимым.

Все эти мудрые дела приписываются Иоанну. Правильно ли это? Мы видели уже, что он сам отрекся от этих дел.

По словам летописца, «Сильвестр управлял и церковью и думою и ему недоставало только седалища царского и святительского: он указывал и вельможам, и митрополиту, и судьям и воеводам: он мыслил, а царь делал» (Костомаров). Летопись говорит следующее о Сильвестре: «бысть яко вся могий и вся его послушаху…» Полевой высказался так: «Иоанн отнял власть у Глинских и передал ее думе боярской, но не дума управляла царством: правителем сделался протоиерей Сильвестр… Ничего Сильвестр и Адашев не делали без разрешения царского, но, разумеется, никто не смел отказать в их предложении и царь всегда соглашался с ними».

Но нельзя всего отнять и от Иоанна. С людьми добрыми он был добр, с людьми чистыми он был чист, а с злодеями он уподоблялся злодею.

По мнению г. Иловайского, в это время Иоанн занимался с успехом чтением душеполезных книг и самообразованием, под руководством митрополита Макария и Сильвестра, что он и показал в дальнейших своих прениях по вопросам религии и государственности.

Однако едва ли бы имели такой успех в смысле влияния на Иоанна и Сильвестр, и Адашев, и митрополит Макарий, и вся избранная рада, если бы они не имели союзника в лице царицы Анастасии, которая вполне могла понимать и ценить и стремления «рады», и интересы царя, и пользу государства. С ее помощью и содействия легко можно было приручить царя и руководить им в дальнейших государственных делах. По словам летописи, «предобрая Анастасия заставляла и проводила Иоанна на явление добродетели».

Это был, так сказать, золотой век царствования Иоанна Грозного, продолжавшийся тринадцать лет.

Однако однообразие наскучает, – особенно людям, подобным Иоанну, с характером неустойчивым, любящим новые впечатления и быструю смену ощущений. Можно удивляться и поражаться тем, как долго Иоанн терпел столь продолжительную опеку над собою. Очевидно, опекуны умели очень искусно вести дела, устраивая все так, что главная заслуга и почести всегда падали на долю любившего эффект Иоанна.

Тем не менее просказывалось, что Иоанн сознает опеку и тяготится ею. Но, как человек от природы крайне подозрительный, хитрый, скрытный и недоверчивый, он хранил в себе эти чувства и никому в том не высказывался. Трусливый и малодушный, он любил действовать в подобном случае строго обдуманно и наверняка. Так он поступил выжидательно в борьбе с Шуйским, так он поступил при объявлении восшествия на престол, – так он намерен был поступить и теперь.

К несчастью, обстоятельства способствовали начавшемуся охлаждению и даже распадению образовавшейся «избранной рады» с царицей Анастасией включительно.

Царь тяжко заболел. Дни его были сочтены. Отбиралась присяга на подданство младенцу Дмитрию, сыну Иоанна. Зная, что значит царствование младенца с боярами во главе, большинство «рады» было на стороне дяди царева, Владимира Андреевича, и к этому большинству примыкали явно Сильвестр, отец Адашева и, видимо, Адашев.

Но воле Божией долженствовало совершиться, – царь выздоровел. Разумеется, царю доподлинно успели доложить, кто был за него и кто против него.

Воображение, всегда господствовавшее над нервным царем и теперь еще усиленное болезнью, нарисовало ему все ужасы, ожидавшие его семью в случае его смерти.

– Не дайте жены моей на поругание боярам, – говорит он Захарьиным и другим верным своим советникам, – не дайте боярам извести моего сына, возьмите его и бегите в чужую землю.

Иоанном, опять, как и после московских пожаров и волнений, овладело чувство, которому он всегда готов был поддаться, чувство страха… «Это представление, несомненно преувеличивавшее опасность, с тех пор, кажется, всю жизнь не покидает царя», – говорит В. Ключевский.

Несмотря на открытое движение со стороны Сильвестра и Адашевых, Иоанн остался к ним наружно по-прежнему ласков и любезен. Мало того, хитрый и подозрительный Иоанн наградил Адашевых, дал первому звание боярина, а второму окольничего. Очевидно, до поры до времени он хотел усыпить в них тревогу, опасение и беспокойство, дабы впоследствии тем свободнее можно было захватить их.

Возможно, что и Сильвестр не всегда был осторожен и воздержан в советах и воздействии на Иоанна в своей роли наставника и руководителя. Так, он иногда не в меру вмешивался в домашнюю жизнь царя, стремясь вводить его образ жизни и время препровождения в известные рамки, указывая на умеренность в пище и питье, в супружеском сожительстве и проч. На каждом шагу он преподавал ему свои практические уроки: напоминая, увещая, а иногда преследуя его и «кусательными словесы»… Все это не могло не раздражать невоздержанного и необузданного Иоанна…

Но самое печальное во всем этом деле было наступление разлада между партией Сильвестра и царицей Анастасией. Анастасия видела в них людей преданных государству, готовых поплатиться за него жизнью, но зато и готовых пожертвовать государем в пользу государства. Поэтому с сей поры благоразумная царица была с ними, но не за них.

Иоанн между делами продолжал предпринимать путешествия по монастырям. Насколько эти путешествия были часты, видно из следующего разговора с Максимом Греком. По выздоровлении от болезни, Иоанн дал обет посетить Белоозерский монастырь св. Кирилла. В это путешествие он выехал с царицею и младенцем Дмитрием. Заехав на пути в обитель св. Сергия, Иоанн пожелал повидать строгого подвижника, Максима Грека. Царь посетил его келию и, беседуя с ним, заговорил о своем путешествии.

«Государь, – сказал Максим, – пристойно ли тебе скитаться по дальним монастырям с юною супругою и младенцем? Обеты неблагоразумные угодны ли Богу? Вездесущего не должно искать только в пустынях: весь мир исполнен Его. Если желаешь изъявить ревностную признательность к небесной благости, то благотвори на престоле. Завоевание казанского царства, счастливое для России, было гибелью для многих христиан. Вдовы, сироты и матери избиенных льют слезы: утешь их своею милостию. Вот дело мирское».

Но Иоанн не хотел изменить обещания. Говорят, что Максим Грек предсказал потерю младенца Дмитрия, если Иоанн пустится в дальний путь, – и его пророчество оправдалось. Дмитрий в Москву более не возвращался.

Враги Сильвестровы были не только в мире, но и в обители. И никто так не сокрушил терпения Иоаннова и не толкнул к разладу с «избранной радой», как епископ Вассиан, живший тогда в Песношском монастыре.

Иоанн, желая лично познакомиться с Вассианом, который когда-то был любимцем отца его, Василия, зашел к нему в келию и завел речь об управлении государством.

Тогда Вассиан ему сказал:

«Если хочешь быть истинным самодержцем, то не имей советников мудрее себя; держись правила, что ты должен учить, а не слушаться. Тогда будешь тверд на царстве и грозою вельмож. Советник мудрейший государя неминуемо овладеет им».