Кстати, лекарство от любовной зависимости заключено не в «вечном чувстве», а в умении пережить разрыв и остаться собой. Заниженная самооценка и неверие в себя придают каждому очередному чувству, каждому следующему партнеру некую «сакральность»: это святое. Я не откажусь от священных носков и пожелтелых фоток. У меня ничего не осталось, кроме памятных реликвий. И пожалуйста — вместо нормального существования индивиду остается… реликварий. И сам аддикт в этом реликварии — в качестве мумии.
Сексуальная, любовная, агрессивная разрядка порождают множество версий зависимости. Или, по крайней мере, гипертрофированного увлечения. А страх перед реальной жизнью, которая, по мере погружения индивида в болото аддикции, все меньше походит на человеческое существование, дополняет стремление сбежать из дискомфортной обстановки в уютные виртуальные миры. В каждом из нас живет Ребенок, истероидный компонент, которому требуется внимание и опека. Важнее всего — вовремя осознать, куда он ведет вас и куда вы бы хотели придти. Не оставляйте своего внутреннего Ребенка без присмотра.
Глава 8. Свобода ценой утрат
Человек всегда лишь эпигон героев собственных фантазий.
Зависимость от лжи и ложь от зависимости
Химические способы преображения реальности известны: употребление алкоголя, наркотиков, лекарственных препаратов, курение, переедание, пристрастие к кофеину. С момента изобретения одурманивающих зелий все эти средства активно используются для получения удовольствия от социальных ситуаций. Удовольствие возникает тогда, когда действительность обретает неожиданные черты — яркие, будоражащие, увлекательные. Это связано с воздействием малых доз химического допинга. Таким образом активируются мозговые центры наслаждения, а они высвобождают эндогенные опиаты. Человек вступает в приятный мир, где мучительные реалии отступают на задний план, зеркала отражают чудное мгновенье, оно же гений чистой красоты, и случайные знакомые обожают мимолетное виденье — то есть тебя — всей душой.
В I веке до нашей эры римский поэт Гораций писал о вине: «Тайны раскроет, сбыться надеждам велит, даже труса толкает в сраженье, души от гнева, тревог избавляет и учит искусствам». Но этим надеждам не суждено сбыться. Для раскрытия тайн и обучения искусствам требуется хотя бы небольшое (а чаще довольно большое) время. Но при аддикции неизбежно возникает толерантность, появляется потребность в увеличении дозы. А тот же алкоголь в больших дозах подавляет синтез одного из веществ, активизирующих нейроны, — глютамата. Недостаток глютамата снижает мозговую активность, нарушает способность мозга к научению и пагубно сказывается на аналитических и других мыслительных процессах, также ослабляя самоконтроль.
Хотя человеку по-прежнему может казаться, что он талантливее, обаятельнее, храбрее, спокойнее и одновременно раскованнее, чем в трезвом состоянии. Чувствительность к холоду, боли, неприятным ощущениям и негативным мыслям снижается. Люди, описывавшие себя в состоянии алкогольной интоксикации, сглаживают свои отрицательные черты сильнее, чем делали это, будучи трезвыми.
Именно возможность полюбить себя и окружающую действительность вводит человека в состояние психологической, а не только химической зависимости от алкоголя или наркотиков.
Но этого состояния можно достичь и другими способами. Нам удается менять химический состав крови двумя путями: посредством введения в организм веществ, специально для этого предназначенных; а также посредством внутреннего психологического настроя. Некоторые аддикты выбирают первый вариант. Действительно, дозу «биохимического наслаждения» получить проще: с утра принял свой «любимый агент» — и целый день свободен! Второй вариант — изменение состояния психики с помощью целенаправленной деятельности.
Многие ее виды связаны с вымыслом. На заре времен человечество совершило радикальный, но вполне оправданный переход от биологической защиты ко… лжи. Защищая свои интересы, человек по-прежнему использует маскировку и делает это весьма беспардонно — так же, как его дикие сородичи, не склонные извиняться за введение хищника в заблуждение. Вот только животное абсолютно точно знает, от кого именно придется защищаться — знает если не мозгом, то телом. Эволюция уже определила тактику его защиты, выкрасив поверхность тела в определенные цвета — маскирующие или предупреждающие, придав этому телу определенную форму и поместив это тело в определенные условия. С человеком все эти предварительные заготовки не то что бесполезны, но они в то же время не обеспечивают его потребности в защите.
Не одобряемое общественным мнением вранье — не столь наивный подход, как кажется на первый взгляд. Алкоголь и наркотики, азарт и виртуальность меняют само- и мироощущение куда основательнее. Зачастую они разрывают связи между сознанием и действительностью. Пропадает адекватное восприятие полученной информации. Но природа любых искусственных галлюциногенов — всего-навсего усовершенствованный дубликат естественного психологического механизма — механизма фантазирования.
Каждый человек хотя бы раз испытал его действие на себе. Например, в детстве, когда грань между действительными и вымышленными событиями размыта настолько, что ее трудно установить. Психиатры до сих пор спорят о так называемых «восстановленных воспоминаниях». Можно ли считать достоверным то, что пациенты рассказывают о своем раннем детстве во время сеансов психоанализа? Можно ли использовать эти сведения в суде как правдивую информацию? Может ли ребенок точно изложить детали событий, происходивших у него на глазах несколько дней или несколько недель назад? Как выяснилось, маленькие дети легко поддаются психологическому давлению, охотно дают описания и характеристики, к которым их подталкивают во время расспросов. Если, например, сказать о человеке, что он неуклюжий растяпа, две трети малышей легко подтвердят эти инсинуации выдуманными историями о поломанных игрушках, разорванных книгах и пролитых чернилах. И, что особенно важно, будут упорно придерживаться своей версии. На подобное «беспочвенное вранье» их толкает… эмпатия.
Ребенок чрезвычайно остро чувствует, чего от него хотят. И вдобавок не имеет должного запаса внутренней стойкости, чтобы противостоять прессингу. С возрастом некоторые люди вырабатывают способность к сопротивлению и к формированию собственного мнения, а некоторые так и остаются малышами, которых аудитория вынуждает сочинять феерические истории. В принципе, людям всегда хочется услышать что-нибудь увлекательное, яркое, неожиданное… И всегда найдутся самозабвенные врали-эмпаты, улавливающие желания публики. Но их попытки удовлетворить потребность аудитории в захватывающих сюжетах отнюдь не всегда бывают удачными. Потому что в игру вступают новые факторы: наличие артистизма, чувства меры, жизненного опыта, излюбленной тематики и проч. Те, у кого имеется творческий компонент, могут (хотя бы иногда) остановится вовремя. А вот другие… Другие бывают крайне обременительны.
Тэффи, описывая выходку девочки, на которую «накатил великий дух вранья», верно передает поведение окружающих, выслушавших историю о том, как врунья якобы в двухлетнем возрасте спасла на пожаре мужика, который «лежал и горел со всех сторон. Тогда я приподняла его за плечи и оттащила в соседний лес; там мужик погасился, а я пошла опять на пожар». Так же и описание чувств самой девочки отличается большой психологической точностью: «Рассказывая свою повесть, я вся так горела душой в никогда еще не испытанном экстазе, что долго не могла вернуться к прерванной жизни там, на второй скамейке у окна. Все кругом были очень сконфужены. Учитель тоже. Он был хороший человек, и поэтому ему было так совестно, что он даже уличить меня не мог… Чувствовала себя недурно только я одна. Мне было весело, как-то тепло, и, главное, чувствовалось, что я одна права во всей этой скверной истории»[93]. Ну как, ничего не напоминает? Великий дух вранья на удивление схож с великим духом горячительного.