В природе существуют два фундаментально различных способа адаптации, которые обеспечивают непрерывное существование живого opганизма. Один заключается в высокой скорости воспроизводства, при относительно низкой защитной способности и короткой продолжительности жизни отдельного индивида, другой состоит в обеспечении самого индивида многообразными средствами само сохранения при относительно низкой плодовитости [Сходным образом] специфическая природа экстраверта постоянно побуждает его растрачиваться, размножать себя любым способом и внедряться во все в то время как тенденция интроверта — оборонять себя от любых внешних требовании воздерживаться от всякой затраты энергии, направленной прямо на объект, но зато создавать для себя самого возможно более консолидированное и могущественное положение[25].
В то время как очевидно, что некоторые индивиды обладают большей способностью или характером приспособиться к жизни тем или иным образом, неизвестно, почему это происходит Юнг полагал наличие возможных физиологических причин, о которых мы пока не имеем точного знания, так как изменение или искажение типа часто оказывается вредным физическому благополучию индивида.
Никто, конечно, не является интровертированным или экстравертированным в чистом виде. Хотя каждый из нас в процессе следования своей доминантной склонности или, адаптируясь к своему непосредственному окружению, неизменно развивает одну установку более, нежели другую, противоположная установка в нем потенциально все же сохраняется.
В действительности, семейные обстоятельства могут заставлять кого-либо в раннем возрасте принимать какую то установку, которая оказывается неестественной, насилуя, таким образом, индивидуальный врожденный склад такого человека. “Как правило, — пишет Юнг, — везде, где такая фальсификация типа имеет место позже индивид становится невротичным и может быть вылечен развитием в нем той установки, которая созвучна его натуре[26].
Это определенно усложняет вопрос о типе, так как каждый, в некоторой степени, невротичен — то есть односторонен. В общем, интроверт попросту неосознает свою экстравертную сторону из за привычной ориентации по отношению к внутреннему миру. Интроверсия экстраверта дремлет аналогичным образом, дожидаясь выхода.
Фактически неразвитая установка становится аспектом тени, всем тем в нас самих, что мы не осознаем наш нереализованный потенциал, нашу “непрожитую жизнь” (смотри ниже “ТИПОЛОГИЯ и ТЕНЬ”, глава 4) Кроме того, когда подчиненная установка выходит на поверхность, а именно, когда проявляется экстраверсия интроверта или интроверсия экстраверта, быть бессознательным означает находиться в констелляции, то есть быть “задействованным” Это ведет по эмоциональному, социально неадаптирован ному пути, точно так же, как и в случае с подчиненной функцией.
Так то, что составляет ценность для интроверта, противоположно тому, что важно для экстраверта, подчиненная установка постоянно сбивает с толку взаимоотношения человека с другими людьми.
Чтобы проиллюстрировать это, Юнг рассказывает историю о двух молодых людях, — один из которых интроверт, а другой экстраверт, оказавшихся на прогулке в сельской местности.[27] Они подошли к замку. Оба хотели посетить его, но по разным причинам Интроверту было любопытно узнать, как замок выглядит изнутри, для экстраверта это служило игрой в приключения.
У ворот интроверт отступил “Возможно, нас туда не пустят”, — сказал он, воображая служебных собак, полицейских и штраф, как окончательный результат мероприятия. Экстраверт был неудержим “О-о, они нас пропустят, будь спокоен”, — сказал он, воображая доброго старого сторожа и возможность ветречи с привлекательной девушкой
На волне оптимизма экстраверта оба, в конце концов, вступили в замок. Там они обнаружили несколько пыльных комнат и коллекцию старых рукописей. Как часто случается старые рукописи являются главным интересом у интровертов. Наш вскрикнул от радости и с энтузиазмом принялся внимательно рассматривать сокровища. Он разговорился с хранителем, попросил позвать заведующего библиотекой, и вообще сделался живым и воодушевленным, его смущение исчезло, предметы соблазняли таинственным волшебством.