Детское магическое мышление отличается от всех наших концепций и теорий тем, что его обладатель воспринимает мир личностно, как нечто одушевленное, как и он сам. Развитие детской личности – это постоянная игра между идентификацией и отчуждением, между центрацией и децентрацией, между конструкцией и деконструкцией смыслов. В детстве мы выступаем смыслоуловителями. Мы можем не знать слов и их значений, но мы всегда знаем их смысл. Все начинается со смысловых образов мира, которые не кончаются никогда. А потом мы вырастаем и рационализируем смыслы, обозначаем их, шинкуем и пытаемся заново сложить.
Когда мы развиваемся, то в большей или меньшей мере утрачиваем детскую мифологичность и тем самым – ощущение того, что реальность многовариантна.
А реальностей в нашей современной жизни так много, что я не знаю, кто мог бы их в принципе посчитать. Когда этот каскад неопределенностей растет, нужно понимать: мы выигрываем, когда готовы действовать так, как в замечательных сказках и небывальщинах, – идем туда, не знаю куда, и ищем то, не знаю что.
Выигрывают те, кто готов видеть перед собой такие картины мира, которые дышат неопределенностью и многомерностью.
Признать разнообразие мира нам мешают многие установки нашего мышления, одну из них можно назвать «эволюционным снобизмом». Современным людям подсознательно кажется, что Петя Иванов, который учится в 5-м «А» классе, знает мир лучше, чем Платон или Аристотель. (Он ведь уже наследник стольких революций – от научно-технической до цифровой…)
Но это не так.
Я говорю: «Друзья, представьте, что к вам подойдет Пифагор. Так ли мудрее его вы окажетесь, если возьметесь обсуждать с ним тезис о том, что в основе всего устройства мира лежат числа и только через числа можно понять Вселенную?»
Один из моих учителей, философ Мераб Константинович Мамардашвили, четко показывал, что когда вы отбрасываете картину мира Птолемея и переходите к другой, то это вовсе не означает, что картина Птолемея была неверна. Просто надо увидеть, в каких системах отсчета она была действенной.
Ведь через пару столетий вслед за картинами ньютоновского мира, где все стремится к равновесию и адаптации, в истории науки вдруг появляются концепции неравновесности, нелинейности и неадаптивного, парадоксального развития. И все-таки Эйнштейн не отменил Ньютона. И Ньютон не отменил Птолемея.
Или же замечательные генетики Александр Любищев, Сергей Четвериков, сегодняшние гениальные эволюционисты. Отрицают ли они Дарвина? (Того Дарвина, о чьей теории Карл Поппер со злой иронией говорил, что она сводится к формуле «выживают выжившие».) Нет, не отрицают, не отвергают. Но наряду с дарвиновской картиной эволюции разворачивают концепцию «преадаптации», которая изумила бы Дарвина, но объясняет парадокс образования сложных органов, чья конечная функция не могла иметь изначальной приспособительной ценности. (То есть концепцию, говорящую буквально о сказочном ходе вещей, о том самом «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».)
Код непредсказуемости помогает человеку отвечать на три вызова современного мира: сложности, неопределенности и разнообразия.
Он позволяет нам не ломаться, а становиться гибкими; не покидая мира твердой Земли Птолемея, размышлять и действовать в мирах Коперника и Эйнштейна.
Картины мира – это пласты (хотя и не геологические). Поэтому любое «уплощение» реальности мешает в этой реальности жить. Так, архаика губит мир, путая две вещи – фундаментальность и фундаментализм.
Фундаментальность – это большие идеи, охватывающие смысловые картины разных эпох; фундаментализм же – инстинктивное неприятие больших идей, превращающее любую «древнюю правду» в жалкий (хотя и агрессивный) предрассудок.
Но как жить в меняющемся мире, не меняя себя?
Вспомните слова из «Алисы в Стране чудес»: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!»
Здесь похожая формула:
Нам всем необходима рациональность. Но не менее важна способность выходить за рамки рациональности, за рамки ограничений только рациональных схем объяснения реальности.
Потому что только в этом случае удается показать людям, что у них есть перспективы.
Я желаю того, мечтаю о том, всю жизнь прилагаю усилия к тому, чтобы у людей были культурные инструменты овладения своим собственным поведением в меняющемся мире. Ведь в многомерном мире решения все равно придется принимать самому и самому за них отвечать.