Выбрать главу

Сен-Симон рассказал об авейронском дикаре, двенадцатилетнем мальчике Викторе, которого в 1797 году нашли в лесу и которого некий аббат Сикар, «гораздо более просвещенный в богословии, чем в физиологии», безуспешно пытался использовать для демонстрации божественной сущности человека.

В 1920 году в Индии доктор Синг обнаружил в волчьем логове вместе с волчатами двух девочек. Одной из них было лет семь-восемь, другой — года два. Младшая вскоре умерла, а старшая, ее назвали Камалой, прожила около десяти лет. Камала ходила на четвереньках, пила, лакая, а мясо ела только с пола. Днем она спала, сидя на корточках в углу, лицом к стенке. Одежду с себя срывала и даже в холод сбрасывала одеяло. Никакого следа религиозной психологии доктор Синг у Камалы не обнаружил.

Разве не доказывают эти примеры, что религиозное чувство не является врожденным, а воспитывается у человека обществом?

Жестокий эксперимент.

— Нет, — возразил мне богослов, прочитавший в моей книге «Занимательная психология» рассказ, подобный тому, который прочли сейчас читатели этой книги. — Случай с Виктором — авейронским дикарем, как и с Камалой и другими вскормленными животными детьми, не противоречит врожденности религиозного чувства у людей. У них оно тоже при рождении было, но тяготы жизни с животными, без людей, это чувство заглушили.

— Хорошо, — ответил я. — А что вы сможете сказать о таком зверски жестоком, но убедительном опыте, рассказ о котором сохранила для нас история?

Акбар, третий падишах из династии Великих Моголов, царствовавший в Индии в 1556–1605 годах, тот самый, который пытался насадить в Индии придуманную ими новую «божественную веру», представлявшую сочетание индуизма, зороастризма, ислама и христианства, поспорил со своими придворными богословами, которые утверждали, что каждый ребенок начинает говорить на языке своих предков, даже если его никто не учит.

С решимостью восточного деспота он поставил эксперимент. Несколько новорожденных детей различных национальностей (индийской, китайской, бирманской) воспитывались несколькими немыми в полной изоляции от других людей. Опыт продолжался семь лет. Когда Акбар в сопровождении своих богословов собственноручно открыл дверь ключом, который семь лет хранил у себя на груди, они увидели рычавших, кричавших, даже мяукавших человеческих зверенышей. Ничего человеческого ни Акбар, ни его придворные мудрецы у этих «диких детей» обнаружить не могли, в том числе, конечно, и религиозного чувства. Их в последующем так и не удалось превратить в людей. Время было упущено. Что вы на это скажете? — закончил я.

Мой собеседник ничего мне не возразил. Может быть, кто-нибудь из читателей попытается это сделать? Я готов продолжить спор.

До-религиозная эпоха.

Богословы всегда пытались доказать «вечность» религиозного чувства. Приверженцы иудаизма, христианства и мусульманства при этом твердили и твердят о вечности веры в единого бога, якобы присущей человеку во все времена и у всех народов.

Но человечество существует около миллиона лет, а археологические находки, позволяющие говорить о наличии самых примитивных религиозных культов, относятся к эпохе Мустье и имеют давность, самое большее, 40–80 тысяч лет. Все предшествующее время существования человечества называется до-религиозной эпохой.

Даже в относительно недавнее время этнографы считали, что им удавалось находить отдельные племена (а может быть, только отдельные группы людей), у которых не было никаких следов религиозных культов.

Так, Чарлз Дарвин, совершая путешествие на корабле «Бигль» в 1831–1836 годах, довольно долгое время внимательно и глубоко изучал быт и нравы жителей Огненной Земли.

«Мы не могли найти у огнеземельцев даже следа веры в то, что мы назвали бы божеством, не нашли и следа религиозных обрядов», — писал он в книге «Происхождение человека и половой отбор».

Тасманийцев, истребленных англичанами около ста лет назад, многие этнографы склонны считать одной из наиболее отсталых в своем развитии народностей земного шара. Знаток первобытного общества П.П. Ефименко писал, что у них «религиозное представление также не сложилось еще в какие-либо определенные формы. В их языке отсутствовали какие бы то ни было религиозно-мистические понятия».

Выдающийся русский путешественник, этнограф и писатель Н.Н. Миклухо-Маклай (1846–1888), проживший с папуасами и меланезийцами ряд лет, изучая их религиозные представления, спрашивал их: «Что делают или куда уходят люди умершие?» «Меня хорошо понимали, — писал он, — и без всякой запинки отвечали: „Человек умер — умер: человека уже больше нет!“»