– А Эмерик? Где он?
– Донни? Тоже дома. Не беспокойся. С ним все в порядке.
– Кончай успокаивать меня. Ты напортачил. Мне теперь есть о чем беспокоиться.
– Нет, Сол, нет. Я сам все сделаю. Найду Тоцци и на сей раз прикончу. Даю слово.
– Эмерик оставил какие-нибудь следы?
Чарльз потряс головой:
– Не успел. Все случилось быстро.
– Черт, – буркнул Иммордино, глядя на свои руки.
– Послушай, Сол, я понимаю, ты и так расстроен, но у меня есть еще проблема. Знаешь, держать Донни у себя очень трудно. Он бродит по всему дому. Эти пилюли успокаивают его ненадолго.
– Ну так удвой дозу.
– Нельзя. А вдруг он умрет?
– Говори толком, в чем дело?
– Боюсь, что, пока я здесь, на работе, он может удрать из дома. Будь у меня деньги, я мог бы кого-то нанять, чтобы приходили, давали Донни пилюли и укладывали в постель. Но для этого, Сол, нужна наличность.
– Чарльз, я тебе сразу сказал – деньги в конце. Когда я выйду отсюда, то расплачусь с тобой.
Лицо Чарльза окаменело. Он, сощурясь, смотрел на Сола, словно зная, что это ложь.
– Слушай, Чарльз, выходить отсюда мне нельзя, пока Тоцци жив. Вот так. До тех пор я ничем не могу тебе помочь.
– Сол, я обещал тебе, что найду его и прикончу. Но деньги мне нужны сейчас.
Иммордино ощутил острую боль в желудке. Упускать Эмерика нельзя. Черт возьми, от этого маленького психа зависит все. Буквально все. Сол уставился на свои ляжки и покачал головой.
– Что это значит, Сол? Сол? Ты слушаешь?
Иммордино пробормотал в каком-то трансе:
– Ты уже напортачил один раз. Хватит. Больше ничего делать не будешь. Я сделаю все сам.
– Не говори ерунды. Я больше не смогу вывести тебя отсюда.
Чарльз сморщил лицо, словно от боли.
– Один раз ты меня выводил. И выведешь снова.
– Больше нельзя. С исчезновением Донни здесь все насторожились. Если тебя хватятся, поднимется черт знает что.
– Слушай! Ты хочешь получить деньги или нет? Хочешь купить хорошие шмотки, «линкольн» и все, о чем мне говорил? Хочешь работать на меня? Тогда выведи отсюда, чтобы я убрал кого нужно. Ты не годишься для таких дел, Чарльз. Уразумей это. А я не могу больше допускать неудач. Тоцци надо убрать срочно.
Сол подумал о своем приговоре. Здесь он будет легкой мишенью, если Хитрюга Ду прав и нанят никому не известный исполнитель. Надо убрать Тоцци и выходить как можно скорее.
– Да, но, Сол, ты действительно считаешь...
– Никаких «да, но», Чарльз. Тот охранник, что все время смотрит внизу видео, и тот, что работает в ночную смену в этой палате, – твои друзья?
– Да, Бакстер и Рамон.
– Они самые. Ты говорил, у них есть кой-какие привычки. Значит, им нужны деньги на кокаин, так?
– Да, но...
– Я ничего не хочу слушать, Чарльз.
Сидя на стуле, Сол поставил ноги на сиденье и вытащил из-под майки медальон с изображением святого Антония. Оглянулся на зеркало, потом отвернулся от него и открыл медальон ногтем большого пальца. Прижав подбородок к груди, чтобы лучше видеть, выковырял пальцем из медальона мелко сложенный банкнот. Развернул его и разгладил на ляжке.
Чарльз вытаращил глаза и по-обезьяньи заулыбался. Сол был уверен, что негритос никогда еще не видел денег с портретом Гровера Кливленда[1].
Перегнув тысячедолларовый банкнот пополам, Сол держал его у самой груди.
– Возьми эти деньги и купи своим друзьям хорошего зелья. Давай понемногу, чтобы были сговорчивыми. Слышишь, Чарльз?
Негритос закивал, улыбаясь во весь рот. Рука его поползла по колену Сола к деньгам. Пальцы напоминали ножки тарантула.
– Не волнуйся, Сол. Теперь я все сделаю. Как профессионал. Чтобы не возвращать деньги. Тоцци даже не поймет, отчего умер.
Тарантул вцепился в угол банкнота, но Сол его не выпустил.
– Ты не слушаешь меня, Чарльз. Я сказал, что не стану тебе этого поручать. Сделаю все сам.Тоцци очень хитер.
– Не бери в голову. Предоставь это мне. А сам побудь здесь на случай внезапной проверки или еще чего. Если обнаружат, что ты уходил в ту ночь, когда погиб Тоцци, тебя могут обвинить в убийстве. Не волнуйся и доверь все мне.
Тарантул потянул деньги к себе.
Сол глянул в улыбающуюся обезьянью рожу и разжал пальцы.
Но едва Чарльз завладел деньгами, Сол потянулся к паху негритоса и схватил за самое чувствительное место. Он хотел быть уверенным, что этот человек его слушает.
– Теперь отвечай, Чарльз, что ты сделаешь с этой тысячей?
– Не переживай, Сол, – хрипло ответил тот высоким голосом. – Я все...
Сол сжал пальцы крепче.
Чарльз зажмурился и застонал.
– Твои друзья уже выпустили нас с Эмериком. Значит, могут сделать это снова. Ты выведешь меня, когда я сделаю все, что нужно, привезешь обратно, пока никто не хватился. Как в деле с Мистреттой. Идет? Поняли мы друг друга?
Сол не ослабил хватки. Он чувствовал, как пульс Чарльза бьется под его пальцами. И у Сола сердце билось так же сильно.
Лицо Чарльза застыло в болезненной гримасе, глаза были крепко зажмурены.
– Ладно, Сол, ладно. Раз ты так хочешь.
– Я так хочу.
Сол разжал пальцы. Он видел, что Чарльз хочет согнуться пополам, но сдерживается. Не желает показывать, как ему больно.
Опустив взгляд, Сол увидел, что банкнот лежит на полу возле его ступни. Негритос, очевидно, выронил его.
– Может, поднимешь деньги, Чарльз? Тебе станет полегче.
Чарльз присел на корточки и застонал.