Сон, возможно, даёт осторожный намёк на то, почему мы, как представители юнгианской школы, скептически относимся к групповой терапии. Этот сон показывает, что основной процесс внутреннего развития происходит между эго и Самостью, — или, выражаясь старомодным языком, образом Бога внутри нас. Другие люди и их мнения не имеют к этому никакого отношения. Это даже доходит до того, что аналитик, как партнёр человека, является лишним. В конце концов, как указывает Юнг, человек должен «быть один, если он хочет найти, что поддерживает его, когда он уже не может поддерживать себя сам. Только такой опыт может дать ему неразрушимое основание.»[115]
Такая позиция не имеет ничего общего с нарциссизмом или с эгоистическим индивидуализмом. Они — не более чем поглощённость эго самим «дорогим эго», а не Самостью, которая является в конце концов внутренней мистерией индивидуальности. Отношение между человеком и Самостью не эгоистично, напротив, далеко от этого, — человек не может никогда относиться соответственно к другим людям до тех пор, пока не найдёт себя, другими словами, свою Самость. Тем не менее, Юнг признавал, что его позиция была односторонней. В действительности, экстравертный путь социальной адаптации и интровертный путь отношений с Самостью составляют пару комплементарных противоположностей, причём оба оправданны и в тоже самое время являются взаимоисключающими. Но под давлением перенаселения и увеличивающейся урбанизации, с учётом влияния коммунизма и экстравертной ориентации большинства психологических школ, мы находимся в большой опасности фокусирования только на одном полюсе и, таким образом, крушения индивидуальности в своей уникальности.
Неспособность принять это во внимание может вызвать бессознательное противодействие, для которого характерен неограниченный эгоизм и, в чрезвычайных случаях, даже асоциальное криминальное поведение. По этой причине, согласно точке зрения Юнга, пришло время уделить больше внимания внутреннему пути индивидуации в направлении Самости. Только тот, кто укоренён в Самости, может поступать по настоящему этично. Только такой человек не будет больше некритично следовать течениям моды и увлечений, а также политическим «измам». Затем он может, как красиво указывает этот сон, воспринять руку Божью среди всей грязи и навоза жизни, —конечно, как также указывает сон, если взглянет пристальнее.
Глава 7. Религиозная подоплека проблемы PUER AETERNUS
Термин puer aeternus, «вечный ребёнок», часто используется в психологии для обозначения особой формы невроза у мужчин, характеризующегося тенденцией застревать в юношеском возрасте как следствие чрезвычайно сильной привязанности к матери. Поэтому его главные отличительные признаки, как указано в заметках Юнга в эссе о значении архетипа матери, — это гомосексуальность и донжуанство. Оба этих типа мужчин демонстрируют слабую эмоциональную связь с женщинами того же возраста.[116] Однако у них также можно наблюдать и все другие типичные свойства юности, например, тенденцию принимать очень условный стиль жизни, мечтая в то же самое время о «настоящей» творческой жизни, но предпринимая очень мало усилий для воплощения этого. Идеи о спасении обычно играют здесь приоритетную или минорную роль. Они могут принимать форму размышлений о том, что человек является мессией, который призван спасти человечество или, как минимум, что он близок к произнесению «последнего слова» в вопросах философии, искусства или политики. Реальность, как она есть, он воспринимает неприемлемой. Требующая терпения скука повседневной жизни, равно как и длительные усилия по достижению чего-либо, им избегается, и везде — в профессии человека, с женщиной, с которой он живёт, с его коллегами — он находит «волос в супе», в результате чего снова и снова можно наблюдать внезапное и необоснованное разрушение всех отношений. Как правило, у пуэра не только умозрительные идеи и планы высокого полёта, но и на самом деле он часто выбирает авиацию или альпинизм как основной вид спорта. В этом часто играет роль сильное сознательное или бессознательное стремление к смерти, которое приводит к множеству аварий и крушений. Иногда, однако, у «крылатого юноши» происходит не настоящее физическое крушение, а психологическое, когда он, как часть внезапного кризиса, отказывается от всех своих прежних идеалов, и тогда он либо иссыхает сердцем и тащится вперёд по жизни как мелкобуржуазный циник, либо же становится преступником и даёт волю своему ранее подавленному реализму в такой ограниченной форме.