Определение того, кто здоров, а кто безумен, как утверждает Вальтер Фогт (Vogt 1977), — это сегодня вопрос общественного мнения, и решают его по своему усмотрению не врач-психиатр — Блойлер в Цюрихе или Кискер в Ганновере, а средства массовой информации, т. е. «Шпрингер» в Гамбурге или «Рингир» в Цюрихе. «А это означает, что и они не решают его „сами“, а скорее склонны использовать бытующее представление о том, что они называют здоровым самочувствием народа. Оставим это на их совести: ведь они кое-что в этом понимают». Охота на больных шизофренией, начавшаяся после покушений на нескольких политических деятелей в 1990 году, заставляет опасаться, что Фогт прав. Итак, круг замкнулся.
Шизофрения как метафора берет свое начало от безоговорочных, предвзятых представлений о болезни с тем же названием. Употребление слова «шизофрения» в качестве метафоры, в свою очередь, формирует общественное мнение о болезни и о больных шизофренией. Кого же удивит, что диагноз превращается во «вторую болезнь», которую во что бы то ни стало следует скрывать.
Тот, кто попытается понять больных шизофренией, с болью констатирует, в какой степени представление общественности об этом заболевании усиливает страдание больного. Оно ранит само восприятие больных, подавляет их самосознание и фатальным образом изменяет отношение к ним здоровых людей. Больные и их близкие могут из этого сделать вывод, что им следует быть очень осторожными при сообщении сведений о заболевшем другим родственникам, знакомым, сослуживцам, а в случае неуверенности — скрыть факт заболевания.
Но мы не имеем права бездействовать. Мы обязаны не только обезвредить метафору болезни и разобраться в ее сути, но и поддержать больных и их близких. Как сказал Ницше в «Утренней заре» (I,54):
«Мы призваны успокоить фантазию больного, чтобы он, по крайней мере, не страдал, как прежде, от мысли о своей болезни, — я думаю, это уже кое-что! и это немало!»
Я завершаю эту главу последней цитатой из Сьюзен Сонтаг о цели ее призвания, которая много говорит моему сердцу:
«Успокоить фантазию, а не возбуждать ее; не поощрять стремления разобраться в понятии, а развенчать его, уменьшить его значение. Хотелось бы применить спорную стратегию Дон Кихота — „противо-интерпретацию к реальному миру“ — ко всему организму. Я сделала весьма болезненное наблюдение: употребление в качестве метафоры названия болезни имеет реальные последствия. Они мешают больному своевременно начать лечение или проявить инициативу в обращении за компетентным советом по поводу лечения. То, что когда-либо производило впечатление и запомнилось навсегда, так это нянюшкины сказки и метафоры, относящиеся к болезням, — они закладывают в человека иррациоальные страхи перед действенными мерами… и требуют слепого доверия к совершенно бесполезным приемам… Я хотела бы дать в руки людям — больным и их близким — инструмент, который позволил бы им развенчать эти метафоры и разрушить эти преграды. Я надеюсь, что смогу расшевелить запуганных больных, убедить их либо обратиться к врачу, либо разыскать опытного консультанта, который мог бы оказать им существенную помощь. Они должны относиться к своему страданию как к болезни, серьезной болезни, но все же просто болезни, а не проклятью или наказанию за самонадеянность и гордыню, как к „болезни без значения“… Заболевание как метафора — это не только предмет для полемики, это и предостережение. Я говорю: вынудите врача сказать вам правду. Будьте образованным, осведомленным и активным пациентом; найдите правильное лечение (потому что оно существует, наряду с разными спекуляциями)» (Sontag 1988).
К сожалению, не только метафора опорочивает шизофрению и страдающих ею людей. В средствах массовой информации болезнь всегда рисуется в черных красках, будь то в фильме, газетах или журналах. Они усиливают господствующий в обществе образ ужасных, непредсказуемых и особо опасных больных. Это особенно отчетливо наблюдается в тех местностях, где наиболее часто читают соответствующие рубрики ежедневных газет. В них больные шизофренией представляются как прототипы непредсказуемых и опасных уголовных преступников (Hoffmann — Richter 2000). Это также не может не сказаться на понимании психозов из круга шизофрении.
Поэтому шизофрения является не такой болезнью, как другие. Она — болезнь «с дурной славой». К страданию от болезни, ее симптомов и их социальных последствий присоединяется страдание от предубеждений, диффамации и обвинений, то есть от стигмы болезни под названием «шизофрения».
2
Вторая болезнь. Стигма
В течение последнего десятилетия общественное сознание поднялось до осознания того факта, что стигматизация является тяжким грузом для больных, страдающих психозами, и их близких. Страдания под воздействием стигмы, предубеждений, диффамации и обвинений становятся второй болезнью. Поэтому психиатрия, если только она стремится успешно лечить больных, должна разобраться со стигматизацией своих пациентов. Временами она делает это не только на индивидуальном уровне. Под покровительством Всемирной организации здравоохранения многие национальные профессиональные общества, объединения родственников и организации самопомощи лиц, имеющих собственный опыт болезни, пытаются оказывать положительное влияние на представления общества о психически больных и о психиатрии. Иногда это происходит во время проведения больших кампаний. При этом используется обобщенный термин «дестигматизация». «Дестигматизация» является искусственным словом. Оно не встречается ни в одном словаре. Подобно «дегоспитализации», оно внушает одновременно надежду и двойственное отношение. Если мы хотим проверить, обещает ли нам успех опыт «дестигматизации», то нам необходимо, прежде всего, разобраться с малоупотребительным социологическим термином — «стигма». При этом мы установим, что наряду с дестигматизацией существует другой термин, который обещает конструктивное решение в борьбе со стигматизацией: Stigma-Management, т. е. преодоление стигмы. Его притязания скромнее: оно сосредоточено на том, что придать стигматизированным людям способность преодолеть их личную стигму и излечить их пораженную тождественность (Goffman 1963).
Все говорят о дестигматизации. Но что же такое стигма? Если мы хотим дестигматизировать, мы должны это знать. Само по себе это слово уже вызывает сомнение. В словаре психиатрии и медицинской психологии Петерса (5-е издание, 1999) этого слова нет. Даже обращение к популярному словарю не вносит ясности. В словаре немецкого языка 1992 г. читаем:
« Стигма(греч), мн. ч.стигматы, стигмы
1. Рыльце (пестика).
2. В христианской теологии: в послании Павла (Гал. 6:17) говорится, что на его теле были видны отпечатки ран там, где были раны, нанесенные Иисусу его врагами (см. Стигматизация).
3. Дыхательные отверстия у насекомых и сороконожек; а также светочувствительный глазок, или глазное пятно, у окрашенных одноклеточных организмов.»
Ссылка на «стигматизацию» также ничем нам не помогает. В объяснении этого слова упоминается вегетативная стигматизация — «особая готовность вегетативной нервной системы к реагированию вследствие предрасположения». С другой стороны, в соответствии с христианской традицией и верой, во всех подробностях описываются отпечатки ран, появляющиеся у людей «без воздействия внешних факторов» на тех участках тела, на которых они были у Христа во время казни…
Наиболее полезным оказывается Этимологический словарь немецкого языка (1995). Там под термином «Стигма» значится:
« Стигма. Признак, клеймо позора, открытая рана. По латыни stigma. Происходит от греч. στίγμα — „укол“, „ожог“, „клеймо“. В греч. также στιχω — „колоть“, „выжигать“ и т. п. В начале XVII века Германия переняла обычай клеймить рабов и преступников, выжигая на их теле позорное клеймо — „выжженную рану“; так же, по определению средневековой латыни, называлась одна из пяти ран на теле Христа. Начиная со второй половины XIX века выражение стало употребляться в переносном смысле как „метка, позорное клеймо“, в медицине — как „признак болезни“».