О том, какая все это поверхностная и предвзятая чушь, свидетельствует практически любое стихотворение из «Gotterdammerung», но с еще большей убедительностью – весь сборник в целом. Авторство этих стихов узнается по одной строфе, они разлетаются на цитаты, но некоторые из них впору не просто цитировать, а твердить как заклинание. Ни один другой стихотворец не высказывался о превратностях последних пятнадцати лет так смешно и отчаянно, так внятно и так вызывающе.
Однако филологический истеблишмент, признающий только поэзию для поэтов, предсказуемо ставит Емелину «незачет», на что тот справедливо отвечает в своем духе. И не просто отвечает, но не отказывает себе в удовольствии поюродствовать, представляясь затравленной жертвой новейшей поэтической мафии. И надо же, будучи освещаемы автором, умеющим обращаться к широкой аудитории, даже внутрицеховые и межклановые литературные распри становятся любопытной темой. Невероятно, но факт.
Кирилл Решетников
Всеволод Емелин: «Манеру своего письма я бы определил как треш»
21 ноября 2012 · Андрей Рудалев
Советский человек, «заброшенный» в совершенно чуждый ему мир, «маргинал среди маргиналов» — так он сам определяет себя. Поэт Всеволод Емелин, которого совершенно не интересует вечность и который сам свою манеру письма определяет как «треш», рассказал, что влияет на вдохновение, за что готов дать в морду, поведал о дутых величинах в современной литературе и о наступлении эры электронных книг.
— Для начала банальный вопрос: какой момент включился «тумблер» и ты решил: я поэт? И какие ещё, кроме поэтической, ты бы мог выделить свои ипостаси?
— Честно говоря, этот тумблер так и не включился. Я и сейчас не считаю себя поэтом в полной мере. С одной стороны, слишком много авторитетных в литературе людей (и не авторитетных, тоже) высказывались обо мне вполне в духе Хармса: «А по-моему, ты гавно!». Когда это слышишь постоянно, то поневоле начинаешь верить.
С другой стороны, моё представление о поэте формировалось в советское время, и оно включает в себя такие понятия как популярность поэта, участие его в общественно-политических процессах, воздействие творчеством на эти процессы и т. д. С этой стороны Дмитрий Быков поэт, а я опять же нет.
Какие ещё есть во мне ипостаси? Ну, я, например, алкоголик, в течение нескольких десятилетий ухитряющийся избежать полной деградации. А это, кто понимает, достаточно серьёзно.
Я советский человек, во второй половине жизни «заброшенный» (термин экзистенциальной философии) в совершенно чуждый ему мир, и мучительно пытающийся в этом мире выжить.
Ну и ещё, что важно – я человек, много лет занимающийся физическим трудом. Пожалуй, всё с ипостасями.
Быть поэтом сейчас — значит быть маргиналом.
— Ни разу не раскаивался, что залез в поэтическую шкуру?
— Что влез в «поэтическую шкуру» (если влез), совершенно не расстраиваюсь. Жить стало заметно интереснее, стало больше путешествий, приключений, вообще событий.
— Быть поэтом сейчас статусно или это нечто маргинальное? Ты модный поэт или поэт-маргинал, отщепенец?
— Быть поэтом сейчас (за крайне редкими исключениями) — значит быть маргиналом.
Что касается меня (любимого), то я являюсь маргиналом среди маргиналов. Ну а по большому счёту сейчас в поэзии вполне можно быть одновременно маргиналом и модным брендом.
— Что поэту надо для вдохновения: бокал водки, прекрасную нимфу или полное отсутствие грошей в кармане?
— Я давно отношусь к своему стихотворчеству как к производству, не зависящему от всякой мистической чепухи типа вдохновения. Однако на этот вопрос отвечу так.
Вдохновение даётся (и забирается) свыше. И никакие внешние факторы вроде алкоголя, несчастной (вар. счастливой) любви, отсутствия (вар. наличия) денег на вдохновение не влияют.
— В литсообществе тебя всё-таки больше боятся или уважают?
— Ни то, ни другое. Чего меня бояться-то? Я давно написал и сказал все гадости, которые мог про литсообщество. Оно и не почесалось. Уважать им меня им тем более не за что. Уважают в их мире фигуры, занимающие какие-либо заметные места во внутренней иерархии.
Бить людей по лицу из-за такого фуфла как современная поэзия я не готов.
— Что тебя больше всего раздражает в современном литературном процессе, в современной поэзии? За что бы мог дать в морду?