Охладевающие чувства,
И организм, вконец отравленный,
И творчество, и рукоблудство.
И Вакх безумный, надругавшийся,
Над аполлоновым порядком,
И образ мира, оказавшийся,
В конечном счёте, симулякром.
История с географией
Великой Родины сыны,
Мы путешествовали редко.
Я географию страны
Учил по винным этикеткам.
Лишь край гранёного стакана
Моих сухих коснётся уст,
От Бреста и до Магадана
Я вспомню Родину на вкус.
Пусть никогда я не был там,
Где берег Балтики туманен.
Зато я рижский пил бальзам
И пил эстонский «Вана Таллинн».
В тревожной Западной Двине
Я не тонул, держа винтовку,
Но так приятно вспомнить мне
Про белорусскую «Зубровку».
И так досадно мне, хоть плачь,
Что отделилась Украина,
А с ней «Горилка», «Спотыкач»,
И Крыма всяческие вина.
Цыгане шумною толпою
В Молдове не гадали мне.
Мне помогали с перепою
Портвейн «Молдавский», «Каберне».
И пусть в пустыне Дагестана
Я не лежал недвижим, но
Я видел силуэт барана
На этикетках «Дагвино».
Пускай я не был в той стране,
Пусть я всю жизнь прожил в России,
Не пей, красавица, при мне
Ты вина Грузии сухие.
Сейчас в газетных номерах
Читаю боевые сводки.
А раньше пил я «Карабах»
Для лакировки, после водки.
Хоть там сейчас царит ислам
И чтут Коран благоговейно,
Но лично для меня «Агдам»
Был и останется портвейном.
Да, не бывал я ни хера
В долинах среднеазиатских,
Но я попью вина «Сахра»,
И век бы там не появляться.
Я географию державы
Узнал, благодаря вину,
Но в чём-то были мы не правы,
Поскольку пропили страну.
Идёт война, гремят восстанья,
Горят дома, несут гробы.
Вокруг меняются названья,
Границы, флаги и гербы.
Теперь я выпиваю редко,
И цены мне не по плечу,
Зато по винным этикеткам
Сейчас историю учу.
13-й портвейн
Едва период мастурбации
В моем развитии настал,
Уже тогда "Портвейн 13-тый"
Я всем другим предпочитал.
Непризнанный поэт и гений,
Исполненный надежд и бед,
Я был ровестником портвейна -
Мне было лишь тринадцать лет.
Я был угрюмым семиклассником,
Самолюбивым и несчастным,
И подтирал я сперму галстуком,
Как знамя коммунизма красным.
(Короче, мучился ужасно я,
Покуда не нашел лекарства),
И много раз бывал родителями
Застигнут в этот миг случайно.
Любая тварь после соития,
По Аристотелю, печальна.
Так, насладившишь, в одиночестве,
Мятежной плотию своей,
Я понимал, какой порочный я
Пропащий рукоблудодей.
И, чтоб скорей из мозга стерлися
Похабные галлюцинации,
В сознаньи собственной греховности
Я за портвейном шел "13-тым".
От ощущенья безвозвратной
Развратной гибели моей
Меня, как добрый терминатор,
Спасал "13-тый портвейн".
Тогда я не был суеверен,
Агностик, троешник и пьяница
И мог "13-тый портвейн"
Бесстрашно пить даже по пятницам.
Еще не очень разбирался я,
Кто там татарин, кто еврей,
Кто представитель братской нации,
А кто враждебных нам кровей.
Но знал - "13-тый портвейн" -
Гармония цены и качества.
Его мы пили пионерами
В те непростые времена,
Кто ни штопора-то не было,
Ни закуси, ни стакана.
Его открыть гвоздем железным
Любая школьница могла.
Он шел из банки майонезной,
А еще лучше из горла (вариант "со ствола").
В подъездах без замком, без кодовых,
На стройплощадках без охраны,
Его глотали словно воду мы,
Не разливая по стаканам.
А времена были спокойные,
Менты еще без автоматов,
Кругом явления застойные,
Везде уборные бесплатные.
Террор случался только в Чили,
Где был у власти Пиночет.
Тогда в сортирах не мочили,
Как обещал нам президент,
Там только пили и драчили,
Ну и еще один момент...
А если вру насчет сортиров,
Пусть подтвердит Тимур Кибиров.