Он ступил за порог,
Вслед она прошептала:
– Береги тебя Бог.
А сама позабыла
Своего паренька,
Вышла за Исмаила,
За владельца ларька
Над автобусным кругом
Ветер плачет по ком?
Вся прощалась округа
С молодым пареньком.
В роковую минуту
Бог его не сберёг.
Сталью в сердце проткнутый
На асфальт он полёг.
В башмаках со шнуровкой
Вот лежит он в гробу
В кельтских татуировках
И с молитвой на лбу.
А тихонько в сторонке,
Словно саван бледна,
Пряча слёзы, девчонка
С ним прощалась одна.
От людей она знала,
Что парнишку убил,
Размахнувшись кинжалом,
Её муж Исмаил.
И глядела в могилу,
Дрожь не в силах унять,
А в руках теребила
Белокурую прядь.
Над автобусным кругом
Собрались облака.
Добралася подруга
До родного ларька.
Голос слышала мужа,
Не спросила: – Открой.
А припёрла снаружи
Дверь стальною трубой.
И минут через десять,
Как соломенный стог,
Запылал зло и весело
Промтоварный ларёк.
Заливать было поздно,
А рассеялся дым –
Исмаил был опознан
По зубам золотым.
Мы этот праздник не отдадим. Да здравствует женский день!
У каждого собственный творческий метод,
И я свой долго искал,
Пока не понял: задача поэта —
Возведение женщины на пьедестал.
От грозной Родины-матери
До той, с кем в кустах переспал, —
Я всех возвожу старательно
На бронзовый пьедестал.
Эту свою программу
Я выполнять не устал.
Дама, хватит мыть раму,
Пожалте на пьедестал!
Ведь женщина — это не способ
Доведения до оргазма,
Это синтез, как скажет философ,
Любви, красоты и разума.
Она — то глубокая бездна,
А то заоблачный взлёт,
Она то хохочет резво,
То даёт, а то не даёт.
То играет, то не играет,
То ластится, чисто котёнок,
То вдруг уедет в Израиль,
То вдруг скажет, что будет ребёнок,
То она тонко чувствующая,
То вдруг делит имущество,
Бывает женщина пьющая,
А бывает непьющая.
Она имеет харизму
И над мужиками власть,
Как увидит горящую избу,
Так в неё сразу шасть.
И, благодаря всему этому,
Дамы по ряду причин
Являются главным предметом
У поэтов-мужчин.
И вы уж меня извините,
Я тупой натурал,
Хочу женщин отлить в граните
И воздвигнуть на пьедестал.
Бродский, антинародный
По своему существу,
Писал по стиху ежегодно
К католическому Рождеству.
А я сын трудового народа,
Заветы отцов храню
И пишу сладкозвучные оды
К Международному женскому дню.
Русскоязычный автор,
Парень с родного завода,
Всегда выпьет Восьмого марта
И бабам напишет оду.
Помню, молод и жарок
По Москве сквозь морозы
Нёс я Зине в подарок
Жёлтенькую мимозу.
Помню, тащил я Римке
Осыпающиеся тюльпаны,
Их на Центральном рынке
Продавали азербайджаны.
Помню, смертельно влюблён,
В праздник красавице Вике
Дарил духи «Белый лён»,
Сам их потом и выпил.
Где вы теперь, неизвестно,
В какие сгинули дали?
Но всем вам нашлося место
У поэта на пьедестале.
Короче, Восьмое марта
Имеет в народе традиции,
Но всякие фальсификаторы
Опять нам мешают напиться.
Мол, придумали праздник евреи,
Нигилистки — бесстыжие девки,
Какие-то нью-йоркские швеи
И известная Клара Цеткин.
Что же вы, безобразники,
Отнимаете праздники наши?
У вас что ни день — то праздник,
А мы как скотина пашем.
И что прикажете делать,
Раз придумали праздник евреи?
А против бесстыжих девок
Я вообще ничего не имею.
Хватит умничать, наливай,
Выпьем за баб интересных.
За огнедышащую Коллонтай
И за Ларису Рейснер.
Выпьем по сто и ещё повторим,
Жаль, нам уже за сорок,
И пусть говорят, что это Пурим,
День древних еврейских разборок.
Что ж нам теперь, содрогаться в слезах,