Вот уже вам petit bourgeois[265] в чистом виде! Если литература воспитывает кулачество, так это потому, что она плохо понимает своё назначение!! И эти господа ещё удивляются, когда их называют наивными, когда про них говорят, что они – романтики!
Наоборот, почтенный г. народник: «кулачество»[266] воспитывает литературу – оно даёт ей идеи (об уме, энергии, предприимчивости, о естественном шаге отечественной цивилизации), оно даёт ей средства. Ваше обращение к литературе так же смехотворно, как если бы кто в виду двух стоящих друг перед другом неприятельских армий обратился к адъютанту неприятельского фельдмаршала с покорной просьбой: «действовать дружнее». Совершенно то же самое.
Таково же пожелание – «будить общественное мнение». – Мнение того общества, которое «ищет идеалов с послеобеденным спокойствием»? Привычное для гг. народников занятие, которому они предаются с таким блестящим успехом «10 лет, 20 лет, 30 лет и более».
Постарайтесь ещё, господа! Наслаждающееся послеобеденным сном общество иногда мычит – наверное, это значит, что оно приготовилось дружно действовать против кулачества. Поговорите ещё с ним. Allez toujours![267]
«…а, во-вторых, она должна пользоваться большей свободой слова и большим доступом к народу».
Хорошее желание. «Общество» сочувствует этому «идеалу». Но так как оно и его «ищет» с послеобеденным спокойствием и так как оно пуще всего на свете боится нарушения этого спокойствия, то… то оно и спешит очень медленно, прогрессирует так мудро, что с каждым годом оказывается всё дальше и дальше позади. Гг. народники думают, что это – случайность, что сейчас послеобеденный сон кончится и начнётся настоящий прогресс. Дожидайтесь!
«Мы не считаем точно так же бессильным совсем и влияние воспитания и образования, но полагаем, прежде всего: 1) что образование должно даваться всем и каждому, а не исключительным только личностям, выделяя их из среды и превращая в кулаков…»
«Всем и каждому»… – именно этого хотят марксисты. Но они думают, что это недостижимо на почве данных общественно-экономических отношений, потому что даже и при даровом и обязательном обучении для «образования» нужны будут деньги, каковые имеются только у «выходцев». Они думают, что и тут, следовательно, выхода нет вне «суровой борьбы общественных классов».
«…2) что в народные школы должен быть открыт доступ не одним только отставным дьячкам, чиновникам и разным забулдыгам, а людям действительно порядочным и искренне любящим народ».
Трогательно! Но ведь те, кто видит «ум, предприимчивость и энергию» в «выходцах из народа», – также уверяют (и не всегда неискренне), что «любят народ», из них многие, несомненно, «действительно порядочные» люди. Кто же тут судить будет? Критически мыслящие и нравственно развитые личности? Но не сказал ли сам автор, что презрением нельзя действовать на этих выходцев?[268]
Мы опять, в заключение, стоим у той же основной черты народничества, которую пришлось констатировать в самом начале – отворачиванье от фактов.
Когда народник даёт описание фактов, – он сам всегда вынужден признать, что действительность принадлежит капиталу, что действительная наша эволюция – капиталистическая, что сила находится в руках буржуазии. Это признал сейчас, например, и автор комментируемой статьи, констатировавший, что у нас создалась «мещанская культура», что идти на работу приказывает народу буржуазия, что буржуазное общество занято только утробными процессами и послеобеденным сном, что «мещанство» создало даже буржуазную науку, буржуазную нравственность, буржуазные софизмы политики, буржуазную литературу.
И тем не менее все народнические рассуждения всегда основаны на обратном предположении: что сила не на стороне буржуазии, а на стороне «народа». Народник толкует о выборе пути (рядом с признанием капиталистического характера действительного пути), об обобществлении труда (находящегося в «заведовании» буржуазии), о том, что государство должно стать на нравственную и политическую точку зрения, что учить народ должны именно народники и т. д., как будто бы сила была уже на стороне трудящихся или их идеологов, и оставалось уже только указать «ближайшие», «целесообразные» и т. п. приёмы употребить эту силу.
Всё это – сплошная приторная ложь. Можно ещё себе представить raison d'être[269] для подобных иллюзий полвека тому назад, в те времена, когда прусский регирунгсрат[270] открывал в России «общину», – но теперь, после свыше чем 30-летней истории «свободного» труда, это – не то насмешка, не то фарисейство и слащавое лицемерие.
268
Стр. 151:
«…не презирают ли они уже раньше
270