Из этих данных ясно видно, что в нашем земледельческом и общинном крестьянстве идёт процесс не обеднения и разорения вообще, а процесс разложения на буржуазию и пролетариат. Громадная масса крестьян (бедная группа) – около 1/2 в среднем – теряет хозяйственную самостоятельность. В её руках находится уже только ничтожная частичка всего земледельческого хозяйства местных крестьян – каких-нибудь 13% (в среднем) посевной площади; на двор приходится 3–4 десятины посева. Чтобы судить о том, что означает такой посев, скажем, что в Таврической губернии крестьянскому двору для того, чтобы существовать исключительно самостоятельным земледельческим хозяйством, не прибегая к так называемым «заработкам», необходимо 17–18 дес.[53] посева. Ясно, что представители низшей группы существуют уже гораздо более не от своего хозяйства, а от заработков, т. е. от продажи своей рабочей силы. И если мы обратимся к более подробным данным, характеризующим положение крестьян этой группы, то увидим, что именно она поставляет наибольший контингент забросивших хозяйство, сдающих наделы, лишённых рабочего инвентаря и уходящих на заработки. Крестьянство этой группы – представители нашего сельского пролетариата.
* Исправлены арифметические неточности. В рукописи было ошибочно написано 7014 и 28275. В. И. Ленин исправил эту описку в книге «Развитие капитализма в России» (см. Сочинения, 4 изд., том 3, стр. 61).
** Исправлена арифметическая неточность. В рукописи было ошибочно написано 149703.
Но, с другой стороны, из тех же самых крестьян-общинников выделяется совсем другая группа с диаметрально противоположным характером. Крестьяне высшей группы имеют посевы, в 7–10 раз превышающие посевы низшей группы. Если сравнить эти посевы (23–40 дес. на двор) с тем «нормальным» количеством десятин посева, при котором семья может безбедно существовать одним своим земледельческим хозяйством, то увидим, что они превышают эти последние в 2–3 раза. Ясно, что это крестьянство занимается земледелием уже для получения дохода, для торговли хлебом. Оно скапливает изрядные сбережения и употребляет их на улучшение хозяйства и повышение культуры, заводит, например, сельскохозяйственные машины и улучшенные орудия: например, в Новоузенском уезде вообще у 14% домохозяев есть улучшенные земледельческие орудия; у крестьян же высшей группы – 42% домохозяев имеет улучшенные орудия (так что на долю крестьян высшей группы приходится 75% всего поуездного количества дворов с улучшенными земледельческими орудиями) и в их руках сосредоточено 82% всех имеющихся у «крестьянства» улучшенных орудий[54].
Собственными своими рабочими силами крестьяне высшей группы не могут уже справиться с своими посевами и потому прибегают к найму рабочих: например, в Ново-узенском уезде 35% домохозяев высшей группы держат постоянных наёмных рабочих (не считая тех, которые нанимаются, например, на жнитво и т. п.); то же и в Днепровском уезде. Одним словом, крестьяне высшей группы представляют уже из себя, несомненно, буржуазию. Сила их основывается уже не на грабеже других производителей (как сила ростовщиков и «кулаков»), а на самостоятельной организации[55] производства: в руках этой группы, составляющей всего 1/5 часть крестьянства, сосредоточено более 1/2 посевной площади [я беру общую среднюю величину по всем 3-м уездам]. Если принять во внимание, что производительность труда (т. е. урожаи) у этих крестьян неизмеримо выше, чем у ковыряющих землю пролетариев низшей группы, – то нельзя не сделать того вывода, что главным двигателем хлебного производства является сельская буржуазия.
Какое же влияние должен был оказать этот раскол крестьянства на буржуазию и пролетариат [народники не видят в этом процессе ничего, кроме «обеднения массы»] на величину «рынка», т. е. на величину той доли хлеба, которая превращается в товар?Ясно, что эта доля должна была значительно возрасти, потому что масса хлеба у крестьян высшей группы далеко превышала их собственные нужды и шла на рынок; с другой стороны, представители низшей группы должны были прикупать хлеба на те денежные средства, которые давали им заработки.
Чтобы привести точные данные по этому вопросу, нам придётся уже обратиться не к земско-статистическим сборникам, а к сочинению В. Е. Постникова: «Южно-русское крестьянское хозяйство». Постников описывает, по данным земской статистики, крестьянское хозяйство 3-х материковых уездов Таврической губернии (Бердянского, Мелитопольского и Днепровского) и анализирует это хозяйство по различным группам крестьян [разделённых на 6 категорий по величине посевной площади: 1) не сеющие; 2) сеющие до 5 дес; 3) от 5 до 10 д.; 4) 10–25 д.; 5) 25–50 д. и 6) свыше 50 дес.]. Исследуя отношение различных групп к рынку, автор делит посевную площадь каждого земледельческого хозяйства на следующие 4 части: 1) хозяйственная площадь – так называет Постников ту часть посевной площади, которая даёт семена, необходимые для посева; 2) пищевая площадь – даёт хлеб для прокормления рабочей семьи и работников; 3) кормовая площадь – даёт корм рабочему скоту и, наконец, 4) торговая или рыночная площадь, даёт продукт, превращаемый в товар, отчуждаемый на рынке. Понятно, что только последняя площадь даёт денежный доход, а остальные – натуральный, т. е. дают продукт, потребляемый в самом хозяйстве.
53
В Самарской и Саратовской губ. норма эта будет ниже раза в полтора – ввиду меньшей зажиточности местного населения.
55
Основанной, конечно, тоже на грабеже, но только уже не самостоятельных производителей, а рабочих.