Тары да бары, Нехлюдов говорит:
— Пусть он мне удовлетворенье даст, он меня оскорбил, дескать, — т. е. дуэль хотел с ним иметь. Известно, господа: уж у них такое заведение... нельзя!.. Ну, одно слово, господа!
— Никакого,— говорит,— удовлетворенья знать не хочу! Он мальчишка, больше ничего. Я его за уши выдеру.
— Ежели вы,— говорит,— не хотите драться, так вы не благородный человек.
А сам чуть не плачет.
— А ты, — говорит, — мальчишка! я от тебя ничем не обижусь.
Ну, развели их, как водится, по разным комнатам. Нехлюдов с князем дружны были.
— Поди, — говорит, — ради Бога, уговори его, чтобы он, то есть, на дуэль согласие сделал. Он, — говорит, — пьян был; может, он опомнится. Нельзя, — говорит, — этому так кончиться.
Пошел князь. Большой говорит:
— Я, — говорит,— и на дуэли, и на войне дрался. Не стану, — говорит, — с мальчишкой драться. Не хочу, да и шабаш.
Что ж, поговорили, поговорили, да и замолчали; только гость большой перестал к нам ездить.
Насчет этого, то есть канфузу, какой петушок был, амбиционный был... то есть, Нехлюдов-то... а уж что касается чего другого прочего, так вовсе не смыслил. Помню раз:
— Кто у тебя здесь есть? — говорит князь Нехлюдову-то.
— Никого, — говорит.
— Как же, — говорит,— никого?
— Зачем? — говорит.
— Как зачем?
— Я, — говорит,— до сих пор так жил, так отчего же нельзя?
— Как: так жил? Не может быть!
И заливается-хохочет, и усатый барин тоже хохочет. Совсем на смех подняли.
— Так никогда? — говорят.
— Никогда.
Помирают со смеху. Я, известно, сейчас понял, что они так над ним смеются. Смотрю: что, мол, будет из него?
— Поедем, — говорит князь, — сейчас.
— Нет, ни за что! — говорит.
— Ну, полно! это смешно, — говорит. — Выпей для куражу, да и поедем.
Принес я им бутылку шампанского. Выпили, повезли молодчика.
Приехали часу в первом. Сели ужинать, и собралось их много, что ни есть самые лучшие господа: Атанов, князь Разин, граф Шустах, Мирцов. И все Нехлюдова поздравляют, смеются. Меня позвали. Вижу — веселы порядочно.
— Поздравляй, — говорят, — барина.
— С чем? — говорю.
Как бишь он сказал? с посвещением ли, с просвящением ли, не помню уж хорошенько.
— Честь имею, — говорю, — поздравить.
А он красный сидит; улыбается только. То-то смеху-то было!
Хорошо. Приходят потом в бильярдную, веселы все, а Нехлюдов на себя не похож: глаза посоловели, губами водит, икает всё и уж слова не может сказать хорошенько. Известно, ничего не видамши, его и сшибло. Подошел он к бильярду, облокотился, да и говорит:
— Вам, — говорит, — смешно, а мне грустно. Зачем, — говорит — я это сделал; и тебе, — говорит, — князь, и себе в жизнь свою этого не прощу.
Да как зальется, заплачет. Известно, выпил, сам не знает, что говорит. Подошел к нему князь, улыбается сам.
— Полно, — говорит, — пустяки!.. Поедем домой, Анатолий.
— Никуда, — говорит, — не поеду. Зачем я это сделал?
А сам-то заливается. Нейдет от бильярда, да и шабаш. Что значит человек молодой, непривычный.
Таким-то родом езжал он к нам часто. Приезжают раз с князем и с усатым господином, который всё с князем ходил. Из чиновников или из отставных каких он был, Бог его знает, только Федоткой его всё господа звали. Скуластый, дурной такой, а ходил чисто и в карете езжал. За что его господа так любили, Бог их ведает. Федотка, Федотка, а глядишь — его и кормят, и поят, и деньги за него платят. Да уж и шельма же был! проиграет — не платит; а выиграет, так не бось! Уж его и ругали-то, и бил в глазах моих гость большой, и на дуэль вызывал... всё с князем под ручку ходит.
— Ты, — говорит, — пропадешь без меня. Я Федот, — говорит,— да не тот.
Шутник такой! Ну, ладно. Приехали, говорят:
— Давай алагер втроем составим.
— Давай, — говорит.
Стали играть по три рубля ставку. Нехлюдов с князем тары да бары.
— Ты, — говорит, — посмотри, какая у нее ножка. Нет,— говорит, — что ножка! у нее коса, — говорит, — хороша.
Известно, на игру не смотрят; только всё промеж себя разговаривают. А Федотка свое дело помнит: знай с накатцем сыграет, а те промах али вовсе на себя. И зашиб по шести рублей с брата. С князем-то у них Бог знает какие счеты были, никогда друг другу денег не платили, а Нехлюдов достал две зелененьких, подает ему.
— Нет, — говорит, — я не хочу с тебя денег брать. Давай простую сыграем: китудубль, то есть: либо вдвое, либо ничья.
Поставил я шаров. Федотка вперед взял, и стали играть. Нехлюдов-то бьет, чтоб пофорсить; другой раз на партии стоит: нет, — говорит, — не хочу, легко, мол, слишком; а Федотка свое дело не забывает, знай себе подбирает. Известно, игру скрыл, да как будто невзначай и выиграй партию.