— Надо было ему дать что-нибудь, — сказалъ онъ самъ себ.
— Ну все равно, вечеромъ дамъ.
Въ 7 часовъ въ этотъ день Делесовъ былъ дома, ожидая музыканта и гостей, которыхъ онъ пригласилъ нынче вечеромъ посмотрть и послушать удивительное геніальное и погибшее существо. — Въ числ гостей былъ и сынъ министра, участвовавшiй въ первомъ вечер у Анны Ивановны, и извстный знатокъ музыки Аленинъ, который на приглашеніе Делесова замтилъ, что странно бы было, чтобы былъ въ Петербург талантъ, котораго бы онъ не зналъ, модный пьянистъ французъ и старый пріятель Делесова, <бездарный> художникъ Бирюзовской, чудакъ, умная пылкая голова, энтузіастъ и большой cпорщикъ.
Захаръ былъ посланъ за ужиномъ. — Делесовъ одинъ сидлъ дома, когда у двери раздался слабый звонокъ. Действительно это былъ Албертъ, какъ предполагалъ Делесовъ; но въ такомъ виде, что не было надежды услыхать его игру нынче вечеромъ. Онъ былъ растрепанъ, испачканъ, глаза были совершенно мутны, и когда Делесовъ отворилъ дверь, онъ уже успелъ заснуть, облокотившись на притолку. Стукъ отворяемыхъ дверей разбудилъ его, онъ шатаясь, бормоча что-то, ввалился въ гостиную, упалъ на диванъ и заснулъ.
— Вот-те и музыкальный вечеръ, — подумалъ Делесовъ.
10
Часа черезъ два стали прізжать гости, Албертъ все спалъ.
— Ну, что ваше необыкновенное созданіе? — сказалъ сынъ министра, входя въ комнату съ французомъ Пишо.
— Несчастье! ужасно пьянъ и спитъ, — отвчалъ Делесовъ.
— Ничего, отпоимъ его содовой водой.
— Славное лицо! — сказалъ Французъ, сверху глядя на спящаго немца.
Пріехалъ и Аленинъ, извстный знатокъ и петербургской авторитетъ въ музыке.
— Такъ это-то геніальное существо, — сказалъ онъ, — посмотримъ.
Художникъ долго серьезно посмотрлъ на Алберта и, ничего не сказавъ, съ недовольнымъ видомъ отошелъ отъ него.
Пишо слъ за фортепьяно и изящно и просто сыгралъ нсколько ноктюрновъ Chopin, остальные господа разговаривали между собой о вседневныхъ вопросахъ. — Албертъ изредка поворачивался и на мгновеніе открывалъ глаза. Несколько разъ пробовали будить его, но онъ не выказывалъ ни малйшаго признака жизни.
— А ведь онъ не спитъ, — шопотомъ сказалъ сынъ министра, уловивъ бглый взглядъ, который Албертъ, открывъ глаза, бросилъ на нихъ. — Онъ долженъ быть плутъ, — прибавилъ онъ.
— Этаго я не знаю, — разсудительно замтилъ Аленинъ, — только по опытности моей съ такого рода господами скажу вамъ, что часто подъ видомъ страстнаго артиста скрываются величайшіе мерзавцы.
Разговоръ снова отошелъ отъ Алберта, и прошло съ полчаса. Вдругъ Албертъ потянулся, вс оглянулись на него. Албертъ, открывъ глаза, смотрлъ вверхъ, и на лиц его сіяла счастливая самодовольная улыбка человка, находящагося въ совершенномъ согласіи со всмъ свтомъ и съ своей совстью. Увидавъ новыя лица, онъ привсталъ и поклонился. Хозяинъ дома познакомилъ его со всми и предложилъ содовой воды. Албертъ выпилъ, но не могъ еще твердо стоять на ногахъ.
— Не хотите ли пость чего-нибудь?
Онъ задумался.
— Ахъ да. Я бы сълъ кусочекъ чего-нибудь. Я давно ничего не лъ; а потомъ будемъ музицировать.
Аленинъ подошелъ къ музыканту и, устремивъ на него строгой холодный взглядъ, сталъ его спрашивать.
— Что, вы имете какую-нибудь службу? — спросилъ онъ.
— Нтъ, ни… нтъ, — испуганно отвчалъ Албертъ.
— А вы были, кажется, прежде въ театр, мн говорилъ Делесовъ.
— Да… нтъ… теперь не хожу.
— Я былъ вчера въ Травьат, — сказалъ Аленинъ, обращаясь боле къ Делесову, чмъ къ Алберту, — Бозіо была очень хороша; а нынче ужъ для васъ Вильгельма Теля пропустилъ.