Всё, что можно было сделать, сделано отлично. Но при этом отделении церковь погрешила тем, что, желая сильнее отринуть не признанное ею и придать больше веса тому, что она признала, она положила огулом на всё признанное печать непогрешимости. Всё — от духа святого, и всякое слово истинно. Этим она погубила и повредила всё то, что она приняла. Приняв в этой полосе преданий и белое, и светлое, и серое, т. е. более или менее чистое учение, наложив на всё печать непогрешимости, она лишила сама себя права соединять, исключать, объяснять принятое, что составляло ее обязанность и чего она не делала и не делает. Всё свято: и чудеса, и Деяния Апостольские, и советы Павла о вине и стомахе, и бред Апокалипсиса и т. п. Так что после 1800 лет существования этих книг они лежат перед нами в том же грубом, нескладном, исполненном бессмыслиц, противоречий виде, в каком они были. Допустив, что каждое слово Писания — святая истина, церковь старалась сводить, уяснять, развязывать противоречия и понимать их; и сделала всё, что может сделать, в этом смысле, т. е. дала наибольший смысл тому, что бессмысленно. Но первая ошибка была роковая. Признав всё святое истиною, надо было оправдать всё, закрывать глаза, скрывать, подтасовывать, впадать в противоречия и — увы! — часто говорить неправду. Приняв всё на словах, церковь должна была на деле отказаться от некоторых книг. Таковы — вполне Апокалипсис и отчасти Деяния Апостолов, часто не только не имеющие ничего поучительного, но прямо соблазнительное.
Очевидно, что чудеса писались Лукою для утверждения в вере, и, вероятно, были люди, утверждавшиеся в вере этим чтением. Но теперь нельзя найти более кощунственной книги, более подрывающей веру. Может быть, нужна свеча там, где мрак. Но если есть свет, то его нечего освещать свечкой: он и так будет виден. Христовы чудеса — это свечи, которые приносят к свету, чтобы осветить его. Есть свет, то он и так виден, а нет света, то светит только поднесенная свечка.
Итак, читать 27 книг подряд, признавая каждое слово истинным, как читает церковь, нельзя и не нужно, ибо придешь точно к тому же самому, к чему пришла церковь, т. е. к отрицанию самоё себя. Для того, чтобы понять содержание писания, принадлежащего к вере христианской, надо прежде всего решить вопрос: какие из 27 книг, выдаваемых за св. писание, более или менее существенны, важны, и начать именно с более важных. Такие книги, несомненно, суть четыре Евангелия. Всё предшествующее им может быть по большей мере только историческим материалом для понимания Евангелия; всё последующее — только объяснение этих же книг. И потому не нужно, как это делают церкви, непременно соглашать все книги (мы убедились, что это более всего привело церковь к проповеданию непонятных вещей), а нужно отыскивать в этих четырех книгах, излагающих, по учению же церкви, самое существенное откровение, — отыскивать самые главные основы учения, не сообразуясь ни с каким учением других книг; и это не потому, что я не хочу этого, а потому, что я боюсь заблуждений других книг, которые имеют такой яркий и очевидный пример.
Отыскивать я буду в этих книгах:
1. То, что мне понятно, потому что непонятному никто не может верить, и знание непонятного равно незнанию.
2. То, что отвечает на мой вопрос о том, что такое я, что такое Бог; и
3. Какая главная, единая основа всего откровения?
И потому я буду читать непонятные, неясные, полупонятные места не так, как мне хочется, а так, чтобы они были наиболее согласны с местами вполне ясными и сводились бы к одной основе.
Читая, таким образом, не раз, не два, а много раз, как самое писание, так и писанное о нем, я пришел к тому выводу, что всё предание христианское находится в четырех Евангелиях, что книги Ветхого Завета могут служить только объяснением той формы, которую избрало учение Христа, могут лишь затемнить, но никак не объяснить смысл учения Христа; что послания Иоанна, Иакова суть вызванные особенностью случая частные разъяснения учения, что в них можно иногда найти с новой стороны выраженное учение Христа, но ничего нельзя найти нового. К несчастью же, весьма часто можно найти, особенно в посланиях Павла, такое выражение учения, которое может вовлекать читающих в недоразумения, затемняющие самое учение. Деяния же Апостольские, как и многие послания Павла, часто не только ничего не имеют общего с Евангелием и посланиями Иоанна, Петра и Иакова, но и противоречат им. Апокалипсис прямо уже ничего не открывает. Главное же то, что, как ни разновременно они написаны, Евангелия составляют изложение всего учения; всё же остальное есть толкование их.