— Ежели же сверхъ того, что я отмѣтилъ, стали бы вымарывать что-нибудь, рѣшительно не печатайте. Въ противномъ случаѣ это очень огорчитъ меня. Для заглавія я сдѣлалъ варіантъ,3 потому что «Севастополь въ Маѣ» слишкомъ явно указываетъ на дѣло 10 Мая,4 а въ Совр[еменникѣ] не позволено печатать о военных дѣлахъ. Напшисецкаго я замѣнилъ Гнилокишкинымъ на тотъ случай, ежели цензура скажетъ, что офицеръ не можетъ отъ флюса отказываться отъ службы; тогда это 2 различные офицера.5 Польскую фразу, ежели можно помѣстить, то съ переводомъ въ выноскѣ, ежели нельзя, то русскую, которая подъ знакомъ (+).6 И еще ругательства Русскія и французскія нельзя ли означить точками, хотя безъ начальныхъ буквъ, ежели нельзя, но они необходимы.7
Вообще надѣюсь, что Вы будете такъ добры защитить сколько можно мой разсказъ — зная лучше взглядъ цензуры, вставите ужъ впередъ нѣкоторые варіанты, чтобы не разсердить ея и какія-нибудь незначительныя, непредвидѣнныя измѣненія сдѣлаете такъ, чтобы не пострадалъ смыслъ. Очень ожидая отвѣта Вашего на 2 письма моихъ8 и еще разъ повторяя покорную просьбу покровительствовать и защитить этотъ послѣдній разсказъ,
имѣю честь быть
Вашъ покорнѣйшій слуга
Гр. Л. Толстой.
4 Іюля 1855
Бельбекъ.
№-а подраздѣленія и черточки, пожалуйста, также оставьте, какъ они у меня въ рукописи.
На 1 странице:
Его Высокоблагородію Ивану Ивановичу Панаеву.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИРЛИ. Впервые опубликовано М. А. Цявловским в «Красной нови», 1928, 9, стр. 219—220.
1 «Севастополь в мае», писавшийся 18—26 июня.
2 Посланная Толстым рукопись в настоящее время находится в ЛБ. По этой рукописи рассказ впервые напечатан лишь в настоящем издании (см. 4 т., стр. 18—59 и 387—392).
3 Вариант был: «Ночь весною в Севастополе».
4 В ночь с 10 на 11 мая происходило сражение на правом фланге оборонительной линии за наши контр-апроши у кладбища и у карантинной бухты. У кладбища после пятичасового боя неприятельские войска заняли часть контр-апрошей, а у бухты траншеи и ложементы три раза переходили из рук в руки и, наконец, около часа пополуночи были окончательно заняты французами. За ночь у нас выбыло из фронта 2516 человек, а у неприятеля — 2303 чел.
5 См. стр. 25 и 192 4 тома.
6 См. там же стр. 36 и 204.
7 См. там же стр. 45, 55, 57 и 214.
8 Письма от 14 и 16 июня.
На это письмо Панаев ответил письмом от 18 июля, которое см. в прим. к п. № 107.
* 105. Т. А. Ергольской.
1855 г. Августа 4. Севастополь.
Chère tante!
Aujourd’hui le 4 il у a eu une grande bataille. J’y ai été et pris très peu [de] part.1 Je suis sain et sauf. Mais au moral je n’ai jamais été pire, l’affaire a été malheureuse. Une journée affreuse: nos meilleurs. Généraux et officiers presque tous blessés ou tués. J’expédie cette lettre — avec un courrier, qui part l’instant même. Je crois qu’à présen[t] de longtems nous n’entreprendrons rien. — Adieu, chère tante, je bais[e] mille fois vos mains. Combien j’aurais donné pour être à présent auprès de vous.
Votre Léon.
На конверте:
Ея Высокоблагородію Татьянѣ Александровнѣ Ергольской.
Дорогая тетенька!
Сегодня, 4 числа, было большое сражение. Я там был, но мало участвовал.1 Я жив и здоров, но в душевном отношении никогда себя хуже не чувствовал, сражение было проиграно. Ужасный день: лучшие наши генералы и офицеры почти все ранены или убиты. Отсылаю это письмо с курьером, который сейчас уезжает. Думаю, что надолго мы теперь ничего предпринимать не будем. — Прощайте, дорогая тетенька, целую тысячу раз ваши ручки. Сколько бы я дал, чтобы быть теперь с вами.
Ваш Лев.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Публикуется впервые. Датируется содержанием, почтовыми штемпелями: «Москва, 1855, августа 10» и «Получено 1855, августа 12» и ответным письмом Т. А. Ергольской от 23 августа 1855 г., которое приводим полностью:
«Не могу выразить как я была счастлива, получив твое письмо от 4 августа, дорогой мой Léon. Я плакала от радости при виде твоего почерка и узнав, что ты благополучен после этого страшного сражения. Первым долгом, я послала за батюшкой, и он отслужил благодарственный молебен. Я не могла ожидать, что ты будешь в этом сражении; ведь ты писал в последнем своем письме к Валерьяну, что ты стоишь у Бахчисарая, я и успокоилась, зная, что это далеко от Севастополя; и вдруг ты опять туда вернулся. Как быть спокойной, когда знаешь, что город бомбардируется, что бомбы летают день и ночь, и я день и ночь думаю о тебе и молюсь, чтобы всевышний сохранил твою драгоценную жизнь. И молитва моя будет услышана, оттого что я воссылаю ее из глубины своего сердца. — Последнее это письмо от 4 августа я получила только 13 и с московским штемпелем; видимо курьер, которому ты его передал, позабыл передать его на Тульскую почту, раз что оно помечено Москвою. Но по твоей любовной заботе, добрый мой Léon, я точно получила твое письмо ранее, нежели прочла в газетах об этом кровавом деле. Ах! сколько потерь! Благодарение богу, что князь Горчаков остался жив. Верно он находился в большой опасности, когда рядом с ним был убит генерал. Сколько убитых генералов и офицеров, сколько горя, сколько слез, содрогаешься при мысли об этом! Боже мой, когда настанет конец этой бойне! Не задумываясь отдала бы несколько лет своей жизни, чтобы ты вернулся невредимым. Но когда мы доживем до этого счастья, одному богу известно, всё в его высшей воле. Письмо твое я послала Мари, Валерьяну и Николеньке, который у них: они будут рады ему, рады знать, что ты благополучен. Все наши соседи живо тобой интересуются и вообще все желают тебе счастья на службе. Дай бог, чтобы их желания сбылись. М-ль Вергани и семья Арсеньевых особенно тобою интересуются. Бедненькая Валерия хворает с тех пор, как она простудилась на балу на вокзале и всё не может поправиться. Она прехорошенькая и преинтересная девушка. Жаль, что она часто хворает. Затем, прощай, дорогой, обожаемый мой Léon. Призываю на тебя благословение бога, и да хранит он тебя. Целую тебя нежно. Сердечно твоя. Тетя Е.» (Оригинал по-французски; публикуется впервые; подлинник в АТБ.)