Так вот мое мнение, то, что если вы прислушаетесь к своему хотению, то вы никуда не пойдете, а останетесь у своих родных, перенося с смирением то мнение, которое они составили о вас, и с любовью отвечая на все их требования, если только они не противны вашей совести.
Верьте, что то, что пишу, пишу перед богом, имея в виду только ваше благо. Попробуйте то, что вам я говорю, и через 3 месяца напишите мне, что будет.
Печатается по машинописной копии из AЧ, ошибочно помеченной письмом к В. В. Рахманову. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 9 апреля (см. т. 51, стр. 34).
Виктор Васильевич Прозин (р. 1859 или 1860) — в то время сочувствовавший взглядам Толстого. Был у Толстого летом 1888 г.
Ответ на письмо Прозина из Рогачева от 28 марта 1890 г.
* 63. С. А. Рачинскому.
1890 г. Апреля 9. Я. П.
Благодарствуйте, дорогой С[ергей] Александрович], за письмо и присылку прекрасных статей ваших.1 Очень, очень радуюсь движению, кот[орое] вы подняли в этом направлении.2 Надо не умолкать и не давать заснуть. Впрочем, есть свои судьбы такого рода движений. Если оно своевременно, дрова сухи, то разгорятся, если нет, то сколько ни трудись, ничего не будет. Разумеется, это не доказывает того, что можно сказать, что дрова сыры, и перестать раздувать. На том мы и живем только, что авось на что-нибудь пригодимся, и потому никогда нельзя перестать. Мне кажется, так же как и вы пишете, что время благоприятно. У меня лежит прекрасная статья д[окто]ра Алексеева: история борьбы против пьянства, и мне очень хочется написать к ней предисловие.3 Разумеется, это для образованного класса. Образованный-то класс в этом отношении очень не образован. — Но всё не успею. Дел набирается перед смертью обратно пропорционально квадрат[у] расстояния.
Не говорите, что вы не разделяете моих религиозных воззрений; мы оба с вами разделяем не воззрения, а учение общего нашего учителя Хр[иста]; и как мне, так и вам дорого только оно, его положительное учение любви к богу и ближнему, любви к врагам, требование делать другому то, что мы хотим, чтобы нам делали. И будем держаться этого, и будем вместе соединены любовью, как он заповедал нам, — то самое, что мы одного желаем всей душой, и тем сильнее, чем ближе мы подходим к плотской смерти, к к[оторой] мы оба, слава богу, уже очень близки. — Так и будем просто, несмотря ни на какие особенности наших поверхностных взглядов, в глубине души сердце[м] любить друг друга, как я и всегда, даже нехорошо (не так, как велит Хр[истос], если любите любящих вас...) любил вас.
Л. Толстой.
Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 9 апреля (см. т. 51, стр. 34).
Сергей Александрович Рачинский (1833—1902) — ботаник, профессор, педагог. См. т. 61.
Ответ на письмо Рачинского из Татева от 26 марта 1890 г., с которым Рачинский послал Толстому свои статьи о борьбе с пьянством (письмо Рачинского опубликовано в юбилейном сборнике: «Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Письма Толстого и к Толстому», Гиз, М.—Л. 1928, стр. 242—244).
1 Отдельные оттиски статей С. А. Рачинского: «Из записок сельского учителя» (из журнала «Русский вестник» 1889, 8, стр. 113—126) «Письмо к воспитанникам Казанской учительской семинарии» от 28 сентября 1889 г. (из «Прибавлений» к «Церковным ведомостям» 1890. № 3 от 13 января).
2 Во втором отрывке статьи «Из записок сельского учителя» Рачинский рассказывает о создании им Татевского общества трезвости и его работе.
3 Предисловие Толстого к книге П. С. Алексеева о пьянстве, начатое в начале 1890 г., было закончено 11 июня и напечатано под заглавием «Для чего люди одурманиваются?» в книге: П. С. Алексеев, «О пьянстве», изд. журнала «Русская мысль», М. 1891, стр. 1—27. См. т. 27.
64. Д. А. Хилкову.
1890 г. Апреля 9. Я. П.
Письмо, к[оторое] я вам написал,1 Дмитрий Александрович, есть отчасти иллюстрация того, что я пишу в нем, что не надо готовиться говорить, когда не хочется, а говорить только то и тогда, когда хочется, а то выйдет ложь, как вы говорите. Так и в моем письме к вам ничего нет особенного, но мне неприятно о нем вспомнить; что-то не то. А вышло это п[отому], ч[то] я во что бы то ни стало решил написать вам. — Это навело меня на следующие мысли, к[оторые] хочется сообщить вам, а именно:
2Одна из больших и более всего повредивших распространению христианства ошибок была та, что, как евреев внешним образом — обрезанием — присоединяли к вере, так и христиан внешним образом, крещением, присоединяли к вере. А ведь это совсем нелепо и невозможно. Христианство тем и отличается от еврейства и всех внешних религий (магометанство, церковность), что оно ничего не учреждает, а открывает людям идеал, к кот[орому] им свойственно стремиться, и идеал недостижимый, или достижимый в бесконечности. Идеал только направление — как солнце на пути человека. И потому христианином нельзя быть так же, как можно быть евреем, магомет[анином], церковник[ом]. Нельзя сказать про себя или про другого, что я или он христианин, п[отому] ч[то] нет таких поступков, кот[орыми] бы я себя отличил от других как христианин. Еврей обрезался, соблюл субботу, магомет[анин] помолился 5 раз, отдал десятину бедным, церковник окрестился, поговел; но христианину нечего такого сделать. То, что ему нужно сделать — его идеал, отдать всего себя, всю свою жизнь в жертву богу и людям, он, очевидно, всего далеко еще не сделал. Так что же ему показать, чтобы выказать себя христианином? Нечего.