2 Надежда Дмитриевна Гельбиг (Helbig), рожденная кж. Шаховская (1845?—1924[25?]), дочь кн. Наталии Борисовны Шаховской, рожд. кж. Святополк-Четвертинской (1820?—1907), учредительницы московской городской общины сестер милосердия «Утоли моя печали» (1878?—1917), жена профессора археологии, директора римских музеев В. Г. Гельбига (р. 1839 г.). Семья Гельбиг жила в Риме. Пианистка, ученица Франца Листа, Н. Д. Гельбиг вращалась в музыкально-литературных кругах, и среди посетителей ее салона были Ф. Лист, П. И. Чайковский, И. С. Тургенев, Ф. И. Шаляпин и другие. Она была дружна с итальянской королевой, которая запросто бывала у нее.
395. В. В. Стасову.
1900 г. Октября 5. Я. П.
Очень мнѣ совѣстно, Владиміръ Васильевичъ за то, что обременилъ васъ дѣломъ скопца,1 и за то, что не отвѣтилъ вамъ.2 Простите. Я почти б[ылъ] увѣренъ, что дѣло скопца безнадежно и потому и не ожидалъ иного исхода. A сдѣлать, что можно, все-таки надо. Плохо только то, что я чужими руками дѣлаю. Очень, очень сочувствую вашему горю и тому, какъ это страшно случилось. Не вѣрю я, чтобы вы, старый, умный, добрый человѣкъ, боялись или ненавидѣли смерть. Только она, т. е. мысль о ней, выноситъ въ такую область мысли, гдѣ полная свобода и радость.
Л. Толстой.
5 Окт. 1900.3
На обороте: Петербургъ, Публичная библіотека. Владимiру Васильевичу Стасову.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Секретка. Впервые опубликовано В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевским по автографу в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», стр. 254—255.
Ответ на письмо Стасова от 30 сентября 1900 г.: «Лев Николаевич, я не хотел писать вам раньше, чем буду иметь возможность сообщить ответ по порученному вами мне делу. Я видел и прослушал вашего посланного и сразу увидел, что вряд ли можно что-нибудь тут сделать. Однако, так как вы мне поручили, то я пошел на справки и разведки, также посовещался с вашим всегдашним докой [А. Ф. Кони], так как я сам ни в одном глазу не юрист (даром, что воспитывался в Правоведении). Потом, обсудивши всё, объявил вашему посланному, что дело не обещает никакого успешного результата, — и разве каким-то чудом может произойти какое-нибудь изменение и поправка. Как, и что, и почему — я авось сообщу вам (если вы пожелаете и еще будете интересоваться при множестве ваших дел), — сообщу вам в конце декабря или в начале января, когда собираюсь в Москву и когда, если вы дозволите, надеюсь не раз побывать и у вас. — Ах, как бы этого желал! Но для этого надо, раньше всего, чтоб я был жив, а во-вторых, чтоб я был здоров. И то и другое у меня покуда есть, — но ведь чтò дальше будет, кто может сказать. Особливо, когда человеку 761/2 лет. Вон в середине августа, в Парголове на даче, мы стояли вокруг постели моей невестки, ожидая, скоро ли, скоро ли кончится ее обморок, а он нас пугал, потому что продолжался гораздо больше, чем это бывало вот в прошлую и предпрошлую неделю (при ее болезни сердца), — стоим, стоим, перепуганные, со сжимающимся в таком страхе сердцем, какого и не расскажешь, — да, да, стоим и ждем, а уж это была смерть, и она тотчас перед нашими глазами начала изменяться и холодеть, — вот тут каково нам всем было, и какой дубиной меня тут хлопнуло по голове. Вот, пожалуй, скоро и я такой спектакль дам другим. Ах, какой ужас! А ничего не поделаешь — и Льва Толстого больше не увидишь и не услышишь. Как знать, и чтò можно отгадать? Всё это время что-то не так. Ваш В. Стасов. Лев Николаевич, а всё-таки нельзя ли мне узнать, дошло ли до вас мое письмо, где я именно тоже говорил о Смерти, но тоже и про «Ниву»? Tàк ничего и не знаю, а хотелось бы, тàк хотелось бы. В. С.» (опубликовано в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», стр. 253—254.)
1 См. письмо № 360.
2 Толстой не ответил на письмо Стасова от 8 сентября. См. письмо № 336.
3 Год вписан чужой рукой, — Стасова (?).
* 396. Феликсу Орту (Felix Ortt).
1900 г. Октября 6/18. Я. П.
Lieber Freund,
Ich habe Ihren Brief erhalten und danke Sie herzlich für die gute Nachrichten, die Sie mir darin geben.
Meine Gesundheit ist gut. Ich kann arbeiten und das macht das Leben schön.
Sie fragen mich, was ich arbeite? Ich habe etliche Anfänge, unter welchen auch der Roman,1 vom welchem Sie sprechen, aber meine Zeit ist kurz und mein Gewissen fordert mich nicht dass zu schreiben, was mir angenehm ist, aber dass, [was] mir notwendig scheint. Und solche Schriften habe [ich] mehrere fertig und angefangen zu schreiben. Eine von diesen ist «Die Sklaverei unserer Zeiten», die jezt in England Russisch und Englisch gedrückt wird.2
Was Ihre Frage über die Schulszene, wo ich den Kindern die Geschichte des Napoleonischen Feldzüge erzählte und bei den Kindern den Patriotismus anregte, anbelangt, muss ich sagen, dass dieses ein Vorfall war, welcher vor meiner geistigen Geburt vorkam und welchen ich jezt bedauere. Die Szene kann nur als eine Illustration gebraucht werden um zu zeigen, wie man gewönlich die Kinder verführt.