Непереписанное продолженіе Романа осталось дома или нѣтъ?17
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 65—67, причем приписка опущена. Датируется на основании слов письма: «сейчас, во вторник»; вторник приходился 20 июня 1867 г.
1 Первое посланное С. А. Толстой письмо от 17 июня.
2 Письмо от 18 июня, которое С. А. Толстая предполагала послать с А. М. Кузминским.
3 С. А. Толстая писала в письме от 18 июня: «Ничего я тебе о детях не написала, а они такие нынче были милые. Напал на них азарт, и они плясали, прыгали, юродствовали, и потешали всё общество до обеда. Особенно Таня умеет быть мила и смешна. Одно неприятно, что они немного покашливают, но это оттого, что завернул вдруг холод» (не опубликовано).
4 С. А. Толстая писала 18 июня: «Мы сейчас играли в бары, и было бы очень весело, если бы опять не Таня с Кузминским. Дела их всё хуже и хуже. Таня, бедная, даже плакала нынче очень горько, руки холодные, похоже на лихорадку, и вырвалось, таки, у ней, что Саша с ней груб, ничего тонкого понять не может, обращается с ней очень дурно; а по моему он ее не любит, и вообще любить не способен, и я на него зла, и он мне неприятен, и даже желаю от всей души, чтобы у них дело разошлось, хотя я знаю, что это просто убьет Таню. Но если он и женится на ней, из страха остаться подлецом, то тут счастия не будет, я в этом твердо уверена, и так грустно, тяжело и жалко Таню. А дело всё в том же, в чем вечно оно будет и что я вчера писала, — в любви..... Бары сначала шли весело, а потом Кузминский надулся, будто бы устал. Таня уже была сама не своя, убежала домой, ну уж и все скоро разошлись. Теперь Таня с Кузминским дуются друг на друга: Таня убитая, а Кузминский недовольный..... Таня уныло поигрывает Шумана мелодию, которую играла Долли [Дьякова], и со мной даже неестественно разговаривает, так ей, бедной, не хорошо и не весело. И невеста — опомниться не могу! Одному я радуюсь, что Саша тоже не весел, и может быть, у них еще уладится, и они помирятся, хотя, в сущности, и не ссорились».
5 В своих воспоминаниях Т. А. Кузминская воспроизводит разговор с Толстым, бывший между ними после отъезда Дьякова из Ясной поляны в июне 1867 г.: — «Таня, Дьяков говорил со мной о тебе... — Что же он говорил? — спросила я. — Разумеется всё хорошее. Говорил, как Долли любила тебя, как он знает тебя, и какая ты; говорил про самое тяжелое одиночество и просил меня написать, как ты смотришь на него? Конечно, ему неловко делать предложенье после трех месяцев потери жены. Отвечаешь ли ты ему тем же? Он советовался со мною, и я сказал ему: «торопись и переговори с ней. Мне кажется, что она возвращается к своей первой любви. Он просил, чтобы я написал ему, а говорить, недоговаривая настоящего, он не решается». Я молчала и не знала, что ответить. Мне было от всей души жаль Дмитрия Алексеевича. Жаль до боли, и я вспоминала предсмертные слова Долли — «Если бы я могла быть ему лучшим другом, не женой...» (III. стр. 138—139).