… Вечером Алексей Иванович привёз из третьего батальона телевизор и отдал его танкистам, взамен расстрелянного.
- Борис Геннадьевич, в Чечен-Ауле боевиков давно уже нет и третий батальон трое суток «чистит» село: столько трофеев набрали – умотаться. А в полк только сегодня доложили, что в деревне боевиков нет. Надо бы и нам, в деревне пошуровать, может что найдём нужное для житья-бытья.
- Да я знаю, сегодня подполковник Медведев о том, что в деревне нет боевиков доложил командиру на совещании, но что-то мне подсказывает, что командир полка тоже не будет спешить с докладом в Ханкалу и у нас есть пару дней. Только прошу, Алексей Иванович, не мародёрничать. Только то, что действительно нужно батарее.
В землянку зашёл старшина, которого по моему приказу привели ко мне. Было ему тяжело с похмелья, но стоял твёрдо. Пономарёв было дёрнулся ко мне, но я резко поднял руку, останавливая его: - Стоять, товарищ прапорщик, извиняться и оправдываться потом будешь, когда семь суток отсидишь под домашним арестом. Будешь сидеть в палатке первого взвода, разрешаю выходить из неё, но не далее чем на десять метров. Вместо тебя твои обязанности будет выполнять рядовой Самарченко, которого ты хотел взорвать. Тебе старшина всё понятно?
Прапорщик обречённо мотнул головой.
- Пономарёв, после отбытия ареста я лично займусь тобой. Или ты меня поймёшь, или мы расстанемся. Всё. Идите, товарищ прапорщик.
День заканчивался, был он как все дни: тяжёлый и одновременно лёгкий. Тяжёлый, потому
что несмотря на то что день прошёл в основном за лёгкой выпивкой и в кругу друзей, я постоянно чувствовал ответственность за батарею, за подчинённых. Был готов сразу же вмешаться в тот круговорот событий и дел, который требовали немедленного моего вмешательства, немедленного решения. Лёгкий, потому что сумел организовать жизнь батареи так, что мои офицеры и прапорщики сами решали возникающие проблемы. А мне лишь приходилось их решения утверждать или же корректировать.
На следующий день замполит с техником набрали людей из взводов и умчались на УРАЛе в
Чечен-Аул. Вернулись через три часа, из кузова высыпали довольные солдаты, которые стали хвастать перед теми, кто не ездил добытыми трофеями, правда, они опасливо косились на меня. Но я уже заглянул в кузов и увидел, что трофеи были в основном продовольственного характера, немного посуды необходимой в хозяйстве и остальное по мелочи. За автомобилем
был зацеплен прицеп полностью забитый струганной доской, фанерой и рифленой пластмассой.
Я обошёл прицеп под ревнивым взглядом Кирьянова: - А это зачем? – Спросил замполита и пнул сапогом колесо.
- Борис Геннадьевич, прицеп большой и исправный. Мы тут с Игорем помаракуем и построим на прицепе салон, а то надоело – как перемещение, так землянку строй. Зато когда салон будет готов: подцепил его и поехал. Приехали на место: отцепил его от машины и располагайся себе.
С сомнением покачал головой, но разубеждать его не стал – пусть попробует, может, что и получится. Весь день все подразделения «чистили» Чечен-Аул и не зря торопились. Вечером, на совещании, командир довёл, что он сообщил в Ханкалу о взятии села, и завтра подразделения внутренних войск будут зачищать Чечен-Аул.
Ночью, под утро, на землю упал плотный туман. Лишь после утреннего совещания он немного развеялся, но всё равно видно было только метров на сто. Я ехал на позицию второго взвода и навстречу мне попадались многочисленные подразделения ВВ, которые занимали позиции для проведения зачистки. Недалеко от второго взвода заняла огневую позицию батарея 82 мм миномётов. Когда я пришёл к ним, чтобы пообщаться с офицерами то на флангах батареи увидел и расчёты безоткатных орудий СПГ. А поговорив с ВВэшниками, с удивлением узнал, что в операции по зачистке участвует 1300 человек. Все уже заняли позиции, ждут только когда рассеется туман.
Коровин уже чувствовал себя нормально, поэтому во взводе пробыл недолго: уточнил задачи на день и уехал. А когда подъехал к южному перекрёстку, то туман уже почти рассеялся и я принял решение двинуться на южную окраину села и посмотреть, как будет проходить зачистка.