— Да, идите, Дики, и пожелайте им от меня удачи.
Все в бригаде слышали об Андерсе и Макдональде.
— Я хотел бы с ними встретиться, — неожиданно сказал Шон Кортни, и полковник покорно согласился.
— Конечно. Я буду вас сопровождать, сэр.
— Нет-нет, Чарлз, вы и так всю ночь провели на холоде. Я пойду с Дики.
С темного полуночного неба падал густой снег. Он укутал звуки ночи пухлым одеялом, приглушив регулярные очереди из «виккерса» на левом фланге батальона.
Марк Андерс сидел, закутавшись в одолженные одеяла, и читал, приноравливаясь к желтому дрожащему свету свечного огарка.
Из-за снегопада в окопе значительно потеплело. Это разбудило спавшего рядом с Андерсом человека. Тот закашлялся, повернулся и приоткрыл брезентовый полог возле головы.
— Черт возьми! — Человек снова зашелся громким кашлем заядлого курильщика. — Провались оно все к дьяволу! Снег пошел. — Он повернулся к Марку и грубо спросил: — Опять читаешь? Вечно носом в долбаную книгу. Испортишь зрение и не сможешь стрелять.
Марк поднял голову.
— Снег идет уже целый час.
— На что тебе книжки? — Фергюса Макдональда было нелегко сбить с мысли. — Ничего хорошего это тебе не даст.
— Не нравится мне этот снег, — заявил Марк. — Мы его не учитывали.
Снег осложнял решение задачи. Он покроет все вокруг предательским белым покровом. Всякий, кто направится на нейтральную полосу, оставит заметные следы, и рассвет сразу выдаст его врагу.
Загорелась спичка, Фергюс прикурил две сигареты и протянул одну Марку. Они сидели плечом к плечу, закутавшись в одеяла.
— Можешь отказаться от стрельбы. Скажи им. Ты ведь доброволец, парень.
Они молча курили целую минуту, прежде чем Марк ответил:
— Этот немец опасен.
— Может, в снег он не покажется, останется на печке.
Марк медленно покачал головой.
— Если он настолько хорош, то придет.
— Да, — кивнул Фергюс. — Он дока. Его вчерашний выстрел… парень пролежал весь день, да расстояние в пятьсот ярдов, словно один дюйм, да при таком освещении… — Он замолчал, потом быстро продолжил: — Но ты тоже молодец. Ты лучше.
Марк промолчал и старательно погасил окурок.
— Пойдешь? — спросил Фергюс.
— Да.
— Тогда вздремни. День будет долгий.
Марк задул свечу, лег и укрылся одеялом с головой.
— Поспи подольше, — произнес Фергюс. — Я разбужу.
И он сдержал желание по-отцовски похлопать Марка по костлявому плечу.
Молодой капитан негромко сказал что-то одному из часовых на передовой, тот шепотом ответил и подбородком указал в сторону темной траншеи.
— Сюда, сэр.
Капитан, закутанный так, что походил на медведя, пошел по доскам, Шон следом, возвышаясь над ним на целую голову.
У следующего поворота сквозь полог из падающего снега виднелся тусклый красный свет жаровни в углублении в стене траншеи. Вокруг жаровни, как ведьмы на шабаше, теснились темные фигуры.
— Сержант Макдональд?
Один из сидящих поднялся.
— Я. — Голос прозвучал уверенно.
— Андерс с вами?
— Так точно, — отчеканил Макдональд, и из темноты возник еще один человек. Он был высокого роста, но двигался грациозно, как спортсмен или танцовщик.
— Готовы, Андерс? — Капитан говорил траншейным шепотом.
За Андерса ответил Макдональд:
— Он готов к стрельбе, сэр. — Сержант чувствовал себя хозяином, как импресарио борца-чемпиона. Ясно было, что парня он считал своей собственностью, обладание которой давало ему то, чего он сам никогда не достиг бы.
В этот миг высоко над головой разорвался осветительный снаряд; ослепительно яркую бесшумную вспышку приглушил падающий снег.
Шон умел оценивать людей и лошадей. Он мог выделить из толпы и человека с гнильцой, и человека с большим сердцем. Ему помогали жизненный опыт и какое-то глубокое необъяснимое чутье.
При свете жаровни он посмотрел в лицо старшему, сержанту. У Макдональда была костлявая физиономия вечно недоедающего жителя трущоб, глаза посажены слишком близко, губы тонкие, их уголки опущены.
Ничего интересного в этом лице не было, и Шон обратил свой взор на второго.
Глаза золотистые, светло-карие, широко расставленные; спокойный, безмятежный взгляд поэта или человека, долго жившего в открытой местности с далеким горизонтом. Они широко распахнуты, позволяя видеть чистую белую полоску по краям радужной оболочки, так что зрачок, казалось, плывет, точно полная луна. Шон в прошлом встречал такие глаза всего несколько раз, и их воздействие было почти гипнотическим — искренность и прямота этого взгляда словно проникали в самую глубину души.