Вернув курицу хозяйке и объяснив в ответ на не слишком доброжелательное удивление той, что из яиц ничего не вышло и поэтому приходится отдавать наседку раньше времени, и доплатив еще двадцать пять леев, потому что у старухи был такой вид, будто она же еще и осталась внакладе из-за чьих-то капризов, дама вздохнула с облегчением — хоть с одной морокой покончено! И — странно устроен человек! — почувствовала такой подъем, что, отчитав, как во сне, двухчасовую лекцию, остаток дня провела в толкотне по магазинам, покупая тот самый белый атлас, который впоследствии нашли на стенах курятника, и бесчисленные толстые махровые полотенца, выстелившие его вместо ковриков. По правде говоря, где-то в тылу безответственного блаженства, с которым она слонялась по магазинам в толпе, бесповоротно отгороженная от нее своей тайной, гнездился страх — страх вернуться домой, где ее может встретить все что угодно.
Ее опасения оправдались. Подходя к дому, она поискала глазами свой балкон, словно что-то предчувствуя. И не зря. Впрочем, кто же предчувствует, не будучи уверен в том, что произойдет? С ее балкона, видного за несколько сот метров, свешивался, раскачиваясь, какой-то мохнатый золотисто-розовый жгут. Сначала она не поняла, не посмела понять, но чем ближе подходила, тем меньше оставалось у нее надежды на оптический и всякий другой обман: обитатели балкона, вероятно пресытясь изучением своего жизненного пространства, уцепились один за другого и, помогая себе крыльями, перемахнули через балконную решетку и теперь висели, заглядывая в окна нижней квартиры. Кажется, это их чрезвычайно развлекало, и они чисто по-братски уступали друг другу место на конце каната, чтобы все по очереди могли подсмотреть, что творится в чужой квартире. Разобравшись, в чем дело, почтенная дама на секунду окаменела — не ровен час, нижние соседи заметят своих соглядатаев, — потом буквально ворвалась в дом и, поскольку лифт не шел (кто-то снова оставил открытой дверь на своем этаже), побежала через две ступеньки, от волнения и спешки еле отыскала ключ и влетела в квартиру. С первого же взгляда она поняла, что не все существа свесились вниз, жизнь на балконе кипела, и, если бы она не видела только что своими глазами это золотистое качание перед соседским окном, ей бы и в голову не пришло, что они тут не все в сборе.
И с первого же взгляда она отметила, что они подросли. Теперь уже точно, вне всяких сомнений. У нее мелькнула мысль, что надо бы их покормить, но она понятия не имела, чем питаются подобные существа; вспомнив же об их особой природе, она снова испугалась, что их может кто-нибудь увидеть. Выйдя на балкон, почти не глядя под ноги, дама схватилась за конец живого жгута и, ничтоже сумняшеся, потянула к себе. Однако при ее прикосновении существа расцепились и, легко порхая, сами вернулись назад — значит, это висение было для них просто веселой игрой, а может быть, способом привлечь ее внимание. Так или иначе, от них — слава богу — по-прежнему не исходило ни звука, ни шороха. Она обратила внимание, что на этот раз прикоснулась к ним без брезгливости. Подогревая в себе организаторский запал, она решила посадить их под замок. Надо прежде оградить себя от подобных сюрпризов, а потом уже решать, как выпутаться из этой истории. Она забегала, захлопотала, вынула из элегантной сумки, с помощью которой для курицы был восстановлен естественный порядок вещей, свою дневную добычу: махровые полотенца и белый атлас, вернулась на балкон и тщательно, даже, пожалуй, с нежностью обила внутренние стенки курятника. Потом собрала в кучу всю ватагу — без труда, двоих даже изловила прямо на лету, как непуганых пичуг, — и заперла их в разубранные клетки. Перед уходом пересчитала — их было, разумеется, двенадцать, — ушла, но тут же вернулась, добавив в каждую клетку по лишнему полотенцу — укрыться на случай прохлады: она вдруг пронзительно ощутила их наготу, и ее захлестнуло теплой волной жалости к этим бедным существам, застрявшим между мирами.
На ночь она запаслась кипой альбомов по живописи XVI и XVII веков, итальянской и фламандской, и, лежа, стала их перелистывать. Не подтверждения она искала — ей нужно было, чтобы кто-нибудь сказал за нее то, чего она не осмеливалась сама. И альбомы благосклонно согласились взять на себя этот труд. Она разглядывала репродукции, усмехаясь собственной гибкости: и суток не прошло, как она вполне освоилась и, выискивая знакомые фигурки на знаменитых картинах, придирчиво сравнивала их с натурой, от которой ее отделяла только балконная дверь. Отпали последние сомнения: на ее балконе находились двенадцать крохотных ангелов. В этот час они сладко спали, натянув до подбородка китайские полотенца, выставив только пушистые кончики крыльев, подрагивавших в ответ на сны. В первый раз она сформулировала для себя четко, без обиняков, ту истину, от которой целый день пыталась ускользнуть в иллюзии и полумеры: у нее на балконе из яиц, положенных под курицу, вместо мясной и яйценоской породы птиц вылупились ангелы. Дюжина ангелов, которых надо скрывать и что делать с которыми — решительно непонятно.