— Иди за формой, — объяснил мне Джаспер. — Я свою уже получил. Смотри-ка…
Он указал подбородком на шкаф, я отодвинула одну дверцу и заглянула. Там на вешалках висели два новехоньких форменных костюма: один черный, парадный, с серебряными пуговицами и нашивками на плечах — одна тонкая металлическая полоска — отличительный знак юнги; и один серый, рабочий: широкие штаны и короткая блуза. Джаспер даже не потрудился снять с них защитную пленку.
— Здорово! — не смогла скрыть я своего искреннего восхищения. Это было похоже на сон наяву.
— Еще бы, — гордо сказал сосед. — Беги скорее.
Робот повел меня на склад, который находился ниже, на техническом этаже.
Измученный, в капельках пота, кладовщик что-то вводил в компьютер, тыкая одним пальцем по клавиатуре, и сердито ворчал под нос:
— Нашел работенку! Так ее растак!
Рядом, переминаясь с ноги на ногу, стоял незнакомый парнишка и терпеливо ожидал своей участи.
— Давай, — сурово сказал ему дядька кладовщик и протянул руку.
Парнишка протянул ему лист аккредитации.
— Иди, обмеряйся, — кладовщик кивнул в сторону маленькой кабины.
Тот зашел, через минуту вышел, и тут же пневмопочта выплюнула на стол кладовщика два пакета. С тоской я увидела сквозь прозрачную оболочку офицерские нашивки.
— Благодарю, — пробормотал офицерик немного смущенно.
— Иди, иди, — отмахнулся суровый дядька.
Меня ожидала такая же процедура. В кабинке мне посветили зачем-то в глаза, тонкие прутики обвили мои руки, ноги, грудную клетку и бедра. Когда я вышла, форма лежала уже на столе.
— Нестандартные пропорции, — сказал кладовщик и неприветливо взглянул на меня. — Этот комплект чудом обнаружился на складе.
Я-то знала, в чем истинная причина, но я, конечно, промолчала.
Не успела я вернуться в свою каюту, как по браслету-коммуникатору прозвучал сигнал к завтраку.
Джаспер тут же подпрыгнул и оказался за дверью раньше меня. Я безрадостно поплелась следом. Попутчик же мой болтал без умолку. Через минуту я уже была посвящена в тайны его родословной и знала всех его бесчисленных родственников по именам. Джаспер был восьмым ребенком в семье, самым младшим.
— Думаешь, легко прокормить такую ораву, — доверительно сообщил он мне. — Я вот и решил матери хоть как-то помочь. А что, деньги неплохие.
— И не боишься?
— Ерунда! — отмахнулся он. — Жить вообще вредно, от этого умирают.
Мне осталось только удивляться его бесконечной жизнерадостности.
Общая столовая находилась на палубе А. Все потихоньку начинали стекаться в этом направлении. С ориентацией в пространстве у меня было туго, поэтому я неотступно следовала за Джаспером, у которого с ориентацией, похоже, все было в порядке.
Мы поднялись на лифте, перешли через несколько коридоров и по длинному переходу вышли прямо к столовой.
Столы были накрыты, и почти все места были заняты. Здесь не было строгого разделения по рангам, офицеры сидели вперемежку с технарями и с работягами вроде меня, из обслуживающего персонала.
Мы нашли себе два местечка с краю и быстренько сели. Все противоположную стену и потолок занимал огромный экран, сбоку стояла небольшая трибуна, я поняла, что столовая служила еще и залом собраний. Сейчас на экран транслировался вид на Космополис сверху, я разглядела серебристую стрелу «Экспрессии», а экран над головой демонстрировал чистое летнее небо.
Пока я любовалась видом, все почему-то принялись подниматься со своих мест и замерли стоя, глядя в сторону трибуны. Я тоже посмотрела, и сердце ушло в пятки.
На трибуну поднимался хорошо известный мне Юлиус Шеман в парадной форме, в сопровождении адъюнкта-лейтенанта. Очевидно, он хотел сказать напутственную речь. Как бы мне хотелось стать невидимкой! Я вжала голову в плечи и постаралась спрятаться за спину соседа. Конечно, нас разделяло приличное расстояние. «Вряд ли он обратит на меня внимание», — успокаивала я себя. Да что там, перед смертью, как говорится, не надышишься, может и лучше, если он увидит меня сейчас.
Джаспер смотрел на меня изумленными глазами, я махнула ему, мол, отвяжись. В эту секунду командор заговорил. Никогда я еще не слышала в голосе своего начальника такой теплоты. Начал он официально, поприветствовал команду «Экспрессии», сказал, что позже поговорит с каждым лично, что вылет назначен на три часа местного времени, и после старта шаттл будет находиться три часа в состоянии невесомости. Закончил же он трогательно: