– Х…ли свистишь… дурёха! – надрывно выдал охрипший баритон.
– Шерли?!
Круг света полоснул по раскисшей чёрной клумбе и остановился под мальчишечьим подбородком. Бледное лицо Шерли в свете карманного фонаря чудилось костяным черепом со зло прищуренными чёрными глазницами.
– Шерли, ты спятил что ли? Чего ты лаешь под окном, ты же всех перебудишь!
– …рёвку… брось мне верёвку!
Господи, что за бес привёл этого мальчишку сюда посреди ночи?
– …мне надо к тебе… есть канат… или верёвка… или лестница… давай живее!
Не будь Шерли уже вымокшим до самых носков, она бы окатила его из ведра. Тем не менее, Мо всё же обернулась и окинула взглядом комнату безо всякой надежды, чуть дольше задержавшись на расстеленной кровати. Ну не рвать же, в самом деле, простыни на самодельный канат? И тут девочку осенило.
– По стене вьётся сухой плющ, справа… нет, слева от тебя! Вскарабкайся по нему.
Круг света метнулся под окно и потух. Послышалась чавкающая возня, потом шуршание, скрип, глухой стук, всплеск и обозлённое шипение.
– Ну как? – рискнула спросить Мо.
Снова вспыхнул фонарь, жёлтый свет растёкся в мокрых чернильных разводах ночи. Бесцветное лицо Шерли покрылось теперь чёрными пятнами, будто прохудилось в нескольких местах, и ночь отсвечивала в прорехах. Мальчик молча посветил на землю рядом с собой, полоснул лучом по окну мансарды, будто тщетно хотел ослепить Мо, а затем вновь остановил его на рыхлой клумбе.
– Тут есть садовник, а значит и сарай должен быть, – решил он, и Мо расслышала его уже чётче.
Волна дождя в очередной раз немного отхлынула, по крыше продолжало стучать, но уже не с прежней одержимостью.
– А в сарае может найтись лестница.
Девочка задумалась, видела ли она где-нибудь возле пансионата пристройку, похожую на сарай. Ничего подобного на глаза ей не попадалось, однако в левом крыле здания был служебный ход, откуда как-то выносили инструменты. Мо крикнула об этом Шерли, и тот исчез, ворча что-то о плюще и недогадливых девчонках.
Минуты три Мо рассеянно таращилась в рябящую каплями темноту, потом осторожно спрыгнула с табурета и двинулась к кровати. Лестница была неплохой идеей, но вряд ли она достанет до мансарды. Вздохнув, Мо стащила с кровати одеяло, свернула и взгромоздила его на стул, и принялась стаскивать простыни. Если не рвать их, а просто связать между собой, то всё равно выйдет недурной канат, хоть и короткий. На счастье, горничная, знающая щедрую руку Вирджинии Хупер, настелила ей целых три.
Закончив, девочка поставила на табурет у окна второй поменьше, взобралась на шаткую конструкцию и стала прилаживать один конец простыни к поперечной балке. Круглое окно находилось на уровне ног и бедер девочки, рама была приоткрыта, оттуда то и дело доносились мокрые вздохи. Табуреты качались под ногами. Если бы Мо не была полупьяной ото сна и полуночного визита безумного мальчишки, то ни за что не полезла бы под потолок, как домовой паук. Либо одеревенела от страха и точно вылетела бы в окно. А так движения её были мягкими и ленивыми, хоть и слегка смазанными.
Мо считала молнии, облокотившись щекой на оконную раму, когда снизу что-то прохлюпало вдоль стены, будто зверь с тяжеловесной поступью. Мигнул фонарик.
– Нашёл лестницу? – встрепенулась девочка, поправляя в руках рулон со связанными простынями.
Ответа она не получила. Жёлтый луч прошлёпал к стене сбоку от окон и потух. Всхлипнула лужа под мальчишечьими ногами, зашуршали сухие стебли под аккомпанемент дождевой дроби и шелеста крон. На этот раз никаких капризных замечаний. Мо только по пыхтению и поняла, что Шерли карабкается к ней по плющу. Выходит, он ошибся. Выходит, гроза только начинается.
Мо завороженно наблюдала, как судорожно пляшет внизу свет, всё ближе и ближе к мансарде. Повезло, что у живущих на нижних этажах старух проблемы со слухом, не то бы обязательно всколыхнулись и заметили вымокшего сорванца с фонарём в зубах, мелькающего в окне.
Когда до цели оставалась где-то треть пути, фонарь замер, на миг покрылся тёплым красным светом от обхватившей его ладони и исчез. Мо старательно вслушалась, но шелест стеблей больше не доносился.
– Ей, ты не застрял?
Шерли отозвался не сразу:
– Нет.
«Так в чём же дело?! Страшно?» – хотелось крикнуть Мо, но она сдержалась. Вместо этого девочка подобрала более сглаженную формулировку:
– Я могу помочь?
Мальчик отвечал урывками, в три броских фразы:
– Нет. Да, – и, наконец, – Не знаю. Кажется, тут плющ кончается.
– Хочешь спуститься?
– Не хочу.
– Погоди, я же приготовила канат из простыней! До земли не хватит, но до тебя – как раз. Сейчас я брошу тебе конец. Ну вот, лови! Поймал?
– Поймал, – хмуро хмыкнул Шерли, – да только что с того? Мне не взобраться.
Значит, всё-таки страшно.
– Может, ты спустишься и впустишь меня через чёрный ход? Или, может…
Остальные бессмысленные предложения потонули в громовом грохоте.
– Шерли, хватай крепче канат, отпусти растение и просто ползи наверх, – крикнула Мо жестче, чем хотела.
– Говорят, не могу, дурёха!
– Тогда ночуй в кустах, – равнодушно бросила вдруг Мо.
На миг внизу всё стихло. А потом Шерли одним угловатым движением оторвался от плюща и повис на простынях.
У Мо и в мыслях не было быть жестокой с Шерли, но, когда она уже помогала ему протиснуться в окно, втаскивая за шкирку, поняла, что нарочитая небрежность оказалась действенней, чем долгие уговоры и улащивания.
Мальчишка ввалился в мансарду, и Мо на миг успела-таки осознать, что они стоят на двух хлипких табуретах, прежде чем те с грохотом обвалились, а дети повисли на потолочной балке – Шерли, уцепившись за простыню, а Мо – за Шерли.
Мо расцепила руки первой. Сползла по ногам мальчишки до самых заляпанных ботинок и приземлилась на пол, круто пошатнувшись, но всё же не упав. Мальчик соскользнул по канату вслед за ней и втянул намокший конец внутрь комнаты.
Мо зябко переступила босыми подошвами:
– Надо бы закрыть окно. Вон как хлестает.
Встав на цыпочки, Шерли дотянулся до нижнего края рамы заледеневшими пальцами и притворил её, закрывая ход буре. Вой с улицы теперь доносился приглушенно, а единственным источником света по-прежнему были ослабевающие молнии. Оттянув заляпанный рукав свитера и найдя более-менее чистый участок, мальчишка утер лицо. Волосы его, когда-то кудрявые, свисали на детское лицо жалкими чёрными сосульками, облепили кольцами лоб, придавая ему пришибленный вид. Покрасневшие от воды глаза саднило, с носа непрерывно текло. Грязь противно липла к дрожащей губе, песком скрипела на зубах. Куртка и штаны были раздутыми и блестящими от воды, а в ботинках булькало при каждом движении.
– Т-так ты, в-выходит, на чердаке живёшь? – уточнил Шерли, выстукивая зубами дробь, – З-забавно.
Стены мансарды были обиты тонкой светло-серой тканью с бледно-розовым узором, в тон ночной рубашке Мо. (Пепел розы, прозвала про себя этот узор девочка, помня фразу из книги, что стащила у тёти). Материей были задрапированы и опорные сваи, в надежде скрасить их неуклюжесть. В погожие дни шелковистая ткань играла на солнце, а при сильном морском ветре, как сейчас, надувалась и колыхалась, подобно чердачному привидению. В одном углу помещались кровать, платяной шкаф и приземистая тумба из кедра, в другой – медный умывальник и крюк с вафельным полотенцем. Над тумбой в кадке виднелся силуэт какого-то засохшего деревца, бросающего причудливые тени на резное изголовье. Около окна притулился мольберт и круглый стол с молочником, кофейником и фаянсовым чайным сервизом. Чайник опрокинулся, и на кружевную салфетку тонкой струйкой сбегала заварка.
– А горячего чаю у тебя не н-найдётся? – спросил Шерли, глядя на сиротливую коричневую струйку.
Мо отрицательно мотнула головой.