– Ты чего притихла, душенька? Конечно же, я всё болтаю и слово не даю тебе вымолвить. Ты что-то хотела мне сказать?
– Эм… нет, нет. Ничего!
Сжав губы, художница для верности замотала головой, но дама как назло стала допытываться:
– Не сердись на меня. Вечно я рта не закрываю. Ну, говори, что у тебя стряслось? Ой, погоди, ты это слышала?
Художница метнула взгляд за валун, откуда только что донёсся тихий стон. Молчи, Шерли, молчи же!
– Да что там такое? Душенька, ты постой пока здесь.
– Да нет же там никого! – Мо ухватилась за рукав Аманды, тщетно пытаясь её остановить - для дородной дамы она была словно пушинка на манжете. – Вам почудилось.
Словно в насмешку над потугами девочки, незнакомец закопошился и вновь тихо простонал. Секунда, и санитарка увидела Шерли, распростёртого на песке. Озабоченность на лице сменилась бледно-восковой маской.
– Шерлок! Что с ним?
Аманда с довеском на рукаве из Мо бросилась к Шерли и, несмотря на его вялые недовольные попытки отбиться, уложила его голову себе на колени. Как по волшебству, достала откуда-то из-за пояса несессер с медикаментами и принялась обрабатывать царапину на виске.
– Да в порядке я, в порядке, – пробурчал Шерли, принимая сидячее положение. – Просто камнем попало. Вскользь. Хватит надо мной кудахтать.
– Это мы ещё проверим, – осадила мальчика санитарка, делая быстрый осмотр. Но, похоже, что Шерли действительно быстро пришёл в относительную норму. – А теперь пошли!
– Пожалуйста, не забирайте его! – задыхаясь, тараторила Мо. – Я… я его вылечу, только не забирайте. Ему будет плохо в местной лечебнице!
– Что? – вскинула густые, как и у Шерли, брови Аманда.
– Он сказал… что за ним погоня. Потому что он раскрыл одно страшное убийство. Если его схватят, то свяжут и изобьют! Я знаю! – обличительно воскликнула девочка.
Глаза дамы расширились то ли от гнева, то ли от ужаса, а мощная рука ухватилась за сердце. Глаза её обратились к мальчику.
– Что же ты натворил…
Шерли как-то странно примолк, упорно глядя вдаль, на купающееся в море солнце.
– Сами знаете что. Просто Шерли знает больше других. Но я его не отдам. Никакой свирепой санитарке, которая будет бить его током и запрёт в клетке!
– Да объясните же мне толком, кто гонится за Шерлоком!
– Вы! – выпалила, наконец, Мо. – Вы та самая санитарка из лечебницы для душевнобольных, откуда сбежал Шерли! Он же ваш пациент. Все считают его психом, потому что он умеет раскрывать причины смерти. Вы же знаете, что за ним снарядили целый отряд в погоню. Шерли мне всё рассказал!
Аманда захлопала накрашенным ресницами, всё также держась за сердце, переводя взгляд с художницы на мальчика. Потом, будто что-то сообразив, прикрыла глаза, медленно облегчённо выдохнула… и закатила Шерли подзатыльник.
– Не смей больше так меня пугать! Ох…
Однако вслед за подзатыльником дама тут же крепко прижала к себе кудлатую голову и почти мягко пробубнила в смоляные кудри:
– Всё рассказал ей, да? Артист… Не сбегай больше никогда. А ты, душенька, добрая душа, я смотрю. Не чета ты ему. Но я рада, что вы подружились. Будет теперь тебе, Шерли, компания по сердцу.
Мо оказалась совсем сбита с толку. Теперь дама вела себя уже совсем не как злобная санитарка.
– Не забирайте его, – только и повторила девочка и добавила, ухватившись за соломинку. – Моя тётя… моя тётя вылечит его. Вы же о ней знаете.
Аманда только гортанно усмехнулась.
– Слышишь, Шерлок? Вылечить тебя хотят. Сама Джинни Хупер, которую ты читаешь взахлёб. Чем же ты так увлёк эту девочку?
– Объяснил ей, как погиб этот альбатрос. – Шерли указал на мёртвую птицу.
Дама несколько мгновений, нахмурясь, рассматривала тушку.
– Приезжие застрелили, – выдала она. – Черти, загубили бедное животное, лучше б здесь вообще пансионатов не было.
Мальчик же лишь с самодовольным видом кивнул в подтверждение своей догадки.
– И зачем они вообще на сеанс живописи оружие взяли? – не успокаивалась женщина. – Кровью пейзаж собрались писать, что ли?
– А? – удовлетворение слетело с лица Шерли, уступив место удивлению. – Почему ты решила, что убийцы – художники?
– А кто ж ещё с собой на природу берёт растворитель? Им они и вычистили перья несчастной птицы от крови.
Мальчик закусил губу, досадуя, что не догадался сам.
Дама же, наконец, обернулась к Мо, что так и застыла с глазами, огромными, словно полные луны.
– Ну, душенька, не беспокойся за Шерлока. Я сама его «вылечу». – Снова хохотнула Аманда. – Справилась же я как-то с его братом, отцом и даже псом.
– Так ты… вы… всей семьёй лечитесь?
Мальчик и «санитарка» как-то странно переглянулись и вдруг прыснули, склонив головы друг к другу и оборачиваясь к Мо.
- Ну что, родной, объяснишься с Молли?
– Да, конечно. Мама.
Пара белозубых улыбок и две пары ясных, как рассветное море, глаз с одинаковым озорным блеском обратились к девочке.
Растерянность, недоумение, догадка и, наконец, ярость сменяли друг друга на лице Мо. Мама!? Выходит, этот Шерли всё время водил её за нос?!
– Да вы… да вы, – заикаясь от негодования начала она, но Аманда её опередила, проворно встав и прижав обманутую девочку к своей необъятной груди.
– Не сердись на него, душенька, – словно, прочитав её мысли, проговорила дама. – Мой сын большой фантазёр, это верно. Но он и вправду умный, чертёнок, за что многие ребята зовут его психом. Люди, в большинстве своём, невежественны, и то, чего они не в состоянии понять, боятся и травят. А ты не такая. Тебе дано видеть… красоту и понимать других.
Мо молчала, только напряжённо сопя, и тогда дама предложила:
– Ну, хочешь, закати ему хорошую оплеуху, если тебе от этого полегчает, душенька? Только не покалечь, болезного.
Шерли тут же недовольно фыркнул:
– Я не стеклянный, между прочим.
– А я бы на твоём месте так не хорохорилась. У Молли удар поставлен что надо, сама видела. Ну, так как, душенька, врежешь Шерли?
Художница встретилась глазами с тёплым взглядом Аманды, глянула на нахохлившегося, словно, воронёнок, Шерли, представила его себе с расквашенным носом, и не выдержала. В следующую секунду, все трое уже покатывались от хохота.
Уже сидя на песке, обнимая с одной стороны сына, с другой - Мо, Аманда утёрла с раскрасневшегося лица слёзы смеха и посчитала нужным объясниться перед Молли:
– Шерли наш, конечно, не блаженный, но я его и вправду привязала к себе. Посадила, так сказать, на поводок. Дело в том, что стоит мне оставить Шерлока без присмотра, как он сбегает на Острый обрыв. Днями там пропадает, а мои и отцовские запреты для него – пустяк. Стоит мне чуть только отвернуться или отвлечься, как он, буквально, растворяется в воздухе и несётся туда.
В пансионате Мо, как и других детей, предупреждали, что Острый обрыв – самое опасное место на побережье. Сорваться с края вместе с нестойким грунтом и свернуть себе шею – легче лёгкого. Кроме того, давным-давно местные власти использовали его в качестве места казни заключенных, пока силы природы не прогнали их оттуда. Но до сих пор на обрыве высятся иссохшие костыли пяти виселиц и ангар с полуобвалившейся крышей, где хранились ржавые рабочие инструменты и прочая рухлядь.
Естественно, детям постояльцев было строго воспрещено ходить туда. И, естественно, каждый мальчишка в пансионате считал своим долгом хотя бы раз посетить этот обрыв. Но не больше. Мо не смогла бы вспомнить никого, кто побывал там и захотел вернуться. Никого, кроме Шерли.
– И ладно он там хотя бы просто гулял или изучал развалины. Так нет же. Позавчера я нашла Шерлока подвесившимся за ногу, без сознания. С тех пор и стала к себе привязывать шального.
– Я всего лишь заснул, пока ставил опыт, – подал голос мальчик. – Пустяк такой.
– Поэкспериментируй мне ещё так, выпорю, – пригрозила Аманда.
– Ой, – воскликнула неожиданно Мо. – Кажется, там моя тётя.
Художница указала в даль береговой линии на высокую женщину в узком слегка старомодном платье.