– Первое издание? Шерлок, у нас на руках и есть страница, выдранная из оригинала. Взгляни на неё!
Холмс придвинул к себе пожелтевшую ветхую страницу с рваным краем, взглянул задумчиво на строки.
– Нет. Я провёл беглый анализ – странице от силы лет пять. Но кто-то тщательно пытался придать ей вид первоисточника.
– И всё же я сомневаюсь…
– За первое издание этого сборника был убит человек. Вспомни, Молли. Его владелец не стал бы так варварски обращаться с вещью, заполученной путём двух преступлений. Однако нам недвусмысленно хотят напомнить, с кем мы имеем дело, – Шерлок встряхнул листом и протянул его Хупер. – Скажи, что ты об этом думаешь. Литературный анализ не мой конёк – слишком много неопределённостей.
Хупер прочла вслух:
«Другие верят в бога,
Он верил в облака,
И все в округе строго
Бранили чудака,
И верой непристойной
Друзей он огорчал,
А он им со спокойной
Улыбкой отвечал:
«Садовник в розу верит,
А роза в мотылька,
Волна морская в берег,
А я вот – в облака»
Отложив листок, Молли наклонила голову на бок и произнесла, глядя на простор за обледенелым окном:
– Я думала о нём с тех пор, как побывала в кафе в Фюгене. Это стихотворение… по-моему, оно говорит об относительности истины и веры. А ещё об уважении к чужой точке зрения. К примеру, ты можешь верить в теорию Дарвина, чёрные дыры или телекинез, или не верить – на истинное положение дел твоя вера не повлияет. Но каждый имеет право на своё мировоззрение, в его мире существуют его личные истины: у садовника – роза, у розы – мотылёк. Однако все эти мирки тоже относительны, они крутятся в огромном пространстве без границ. Поэтому не стоит говорить «я абсолютно прав, а остальные глупцы», лучше «Я верю в одно, но не отрицаю и существование другого». В конце концов, нет на свете нерушимых истин, всё вокруг не познано до конца. Раньше считалось, что земля стоит на слонах и черепахе, а теперь открывают всё новые звёздные системы. Ультразвук и инфракрасный свет мы не даже близко не распознаём, а для некоторых животных это ежедневная истина.
Множество мыслей копошилось у Молли в голове, и ей казалось, что высказала она их глупо и криво. Шерлок же вновь уставился в окна Чертогов, светлые зелёные глаза в утреннем свете смотрели мимо поверх её головы и вбок, в какую-то возбуждающую только его даль. Слышал ли он сейчас хоть слово? Внезапно брови его удивлённо приподнялись, рот приоткрылся в намёке на улыбку.
– Конечно же! – Холмс залпом выпил остывший кофе, забыв о двенадцати кубиках сахара в нём, вскочил из-за стола, пронёсся через всю библиотеку и хлопнул дверью. Чтобы через пару секунд вернуться, показав из-за дубовой створки кудлатую голову:
– Жду тебя на крыльце через пятнадцать минут. Отправляемся к Восточному крылу. Нужно заполнить пробелы.
Оживление, едва проснувшееся в Молли, потухло, как свечка на сквозняке. Съеденный завтрак подступил к горлу.
***
Метель весной – даже в Лондоне, с его погодными капризами, Хупер не могла бы встретиться с подобным. Было в этом позднем снеге нечто невразумительное и бестолковое. Сквозь высокие окна коридора патологоанатом наблюдала, как вдалеке всплески зелени покрываются белым налётом. Представляла, как спёкшиеся снежинки оседают на тугих свежих цветах, на узловатых ветвях с взбухшими почками, в которых уже шумят соки. Тучи, не свинцовые, а молочно-серые, уже успели подползти к замку, грозя принести снегопад. Вдобавок ко всему этому, словно пьяное, светило косое утреннее солнце, рассеянно пробиваясь сквозь дымку.
Хупер направлялась к главному выходу, предварительно одевшись потеплее в своём номере. На женщине по-прежнему была юбка – кружевной подол выглядывал теперь из-под пальто, а горло укрывал воротник свитера. Молли на минуту задержалась у окна и тут заметила рядом с ним в прозрачном файле на стене картину. Поблекшая, полуосыпавшаяся пастель. Вроде бы ничего особенного. Лампа-ночник, разбитая чашка, из которой на стену выползла коричневая моль-павлиноглазка, и выскальзывающий из разлома большой персиковый цветок. Хупер поднесла палец, чтобы смахнуть с листа мокрицу, и вдруг её дёрнуло так, будто она обрезалась о разбитый фарфор. Молли увидела свой собственный палец – то, как он давным-давно размазывал световые потёки на полироли нарисованной столешницы, как ластик снова и снова стирал узор на чашке чуть не до дыр, и, в конце концов фарфор оставили чистым. Эта моль, вырезанная из энциклопедии – сколько времени на неё ухлопалось! Лампа была настоящей, а вот цветок – и не цветок вовсе, а скомканная шёлковая тряпица.
Молли шарахнулась в сторону. Виски ломило, лоб горел, воспоминания пульсировали в черепной коробке почти с болью. Хупер не призналась детективу, но её не отпускало с тех самых пор, как она увидела сыщика с красной рукой и окровавленных несчастных птиц в башне. Вначале сон про склизкие ягоды и убитую старуху. Потом Эббот, отшвырнувший горящую спичку в снег. Запах сигаретного дыма, горчащий в носу. А теперь и картина. Молли не бралась за карандаш или мел лет сто, но это… боже, это действительно её картина! Было в ней нечто интимное, родное, ни с чем не спутаешь. Женщина зажмурилась, растёрла веки до белых кругов, въехала пальцами в волосы. Все эти образы сыпались на неё – бесполезные подсказки, несчастные крохи, перемолотые в больном мозгу, уходящие в пустоту её памяти. Хупер знала, что в её памяти была только одна дыра, да что толку?
– Молли, ты идёшь?
Окрик подействовал сродни пощечине. Молли рванулась к парадным дверям, оглядываясь на картину. До зуда хотелось содрать её с чужой стены и бережливо сунуть за пазуху, но детектив вновь поторопил её.
Холмс стоял к ней спиной, коротко затягиваясь и стряхивая пепел на камень крыльца. Неизменные пальто и шарф, напряжённые плечи, голова гордо вскинута.
– Ты снова начал курить?
– Всего одну.
Холмс напоследок затянулся, подрагивающие пальцы коснулись порозовевшего на холоде носогубного треугольника. Опустил руку и нехотя выпустил окурок, дав упасть на снег.
Метель подобралась к замку с юга, надвигаясь подобно полосе тумана. Редкие слипшиеся снежные хлопья таяли на щеках, оставляли быстро исчезающие мокрые пятнышки на фетровой ткани. Молли спотыкалась, увязала подошвами в земле и старом снеге, едва поспевая за Холмсом, который тянул её за руку, не обращая внимания на её сбитое дыхание. Ветер то и дело сбивал к затылку берет женщины, неприятно задувал в уши, трепал одежду обоих. Ещё в коридоре замка Молли слышала подвывания в щелях, в которых ей мерещился грудной полупьяный женский смех. Пару раз берет всё же слетел с головы, в первый раз на ещё на крыльце замка. Хупер тогда отстала, чтобы подобрать его, и незаметно прихватила окурок, дав себе слово сравнить его с тем, который нашла в башне.
– Начнём осмотр с дальнего конца и будем двигаться ближе к главной подъездной дороге. Дальше всего находится северо-восточная башня.
Холмс остановился и, наконец, отпустил женщину, дойдя до небольшого пригорка, на полпути к восточному крылу и лесному массиву. Несмотря на жидкий мокрый снегопад, недурно просматривались окрестности и склоны, высоко над головой терялись блестящие очертания стальных шнуров – канатная дорога.
– Может быть, лучше начать с рощи? – Молли зажевала нижнюю губу, вопросительно глядя на Шерлока. – С осмотра того места, где была убита Николь? Вьюга крепчает, не нужно нам забираться далеко от главной дороги.
- Ты что же, трусишь? Испугалась хлипкого ветерка?
Шерлок, уже шагнувший к краю пригорка, круто обернулся вполоборота к Молли; с растрёпанными кудрями, с трепещущей одеждой на миг походя на чёрный парус в бурю. Холодная ладонь сыщика коснулась её разгорячённых пальцев.
– Вперёд, в игру, мне нужна твоя помощь.
Холмс почти силой потянул Хупер на себя, желтоватый пласт снега заскрипел под её меховыми полусапожками.
Как же Шерлок вымотал ей душу! Жар лихорадки пульсировал внутри, скребся о рёбра и больное горло, и это любого бы взбесило. Каким вчера был с ней Шерлок, ведя её в вальсе, а на утро огонь исчез без следа, словно они знакомы еле-еле. То же случилось и после Ирландии. Она ему нужна, видите ли! Вчера, сжимая её талию, сыщик расспрашивал Хупер так настойчиво, что это больше походило на допрос. А что теперь нужно Холмсу от неё?