– Пой что-нибудь веселое, Бен, – приказала Салли.
– И непристойное, – добавил Лорен, думаю, чтобы поддразнить, а может, и испытать ее.
– Да, – с готовностью согласилась Салли. – Пусть будет весело и сочно.
И я начал с саги о диких, диких утках, а Салли и Лорен подпевали в конце каждого куплета.
Мы были детьми в первый день каникул и хорошо провели время до самой котловины. Солнце превратилось в большой огненный шар среди клочьев облаков на горизонте, когда мы добрались до края котловины. Лорен остановил лендровер, мы вышли, чтобы дождаться грузовиков, и в молчаливом благоговении смотрели на хмурую блестящую соленую равнину, простиравшуюся перед нами до горизонта.
Когда прибыли грузовики, толпа черных слуг высыпала из них, прежде чем они полностью остановились. Я засек время: через семнадцать с половиной минут палатки были поставлены, постели готовы, а мы втроем сидели у костра и пили солодовый Глен Грант со льдом из запотевших стаканов. От кухонyого костра доносился аппетитный запах охотничьего жаркого, повар разогревал его, бросая в котел чеснок и душицу. Ларкин приготовил нам хорошую команду, после еды все они собрались у своего костра в пятидесяти ярдах от нашего и распевали старые охотничьи песни.
Я сидел и прислушивался отчасти к ним, отчасти к горячему спору Сал и Лорена. Я мог бы предупредить ее, что он играет роль адвоката дьявола, все время подкалывая ее, но мне нравилось присутствовать при споре двух хороших умов. Когда спор грозил перйти в личные оскорбления и физическое насилие, я неохотно вмешивался и возращал их к безопасному состоянию.
Салли твердо и решительно защищала основную идею моей книги "Офир", в которой доказывалось, что около 200 г. до Р.Х. произошло вторжение в южную часть Центральной Африки финикийцев или карфагенян, которые процветали до 450 г. н.э., после чего внезапно исчезли.
– У них не было достаточного снаряжения для длительных плаваний, – возражал Лорен. – Тем более для колонизации…
– Вы можете прочесть у Геродота, мистер Стервесант, о плавании вокруг Африки в правление фараона Нехо. Его возглавили шестеро финикийских навигаторов примерно в 600 году до н.э. Выплыли они из Красного моря на юг и через три года вернулись через Столпы Геркулеса.
– Одно-единственное путешествие, – заметил Лорен.
– Вовсе не единственное, мистер Стервесант. Ганнон в 460 г. до н.э. отправился в плавание на юг с западного берега Африки и вернулся с грузом слоновой кости и золота, достаточным, чтобы возбудить аппетиты всех торговцев и авантюристов.
Лорен по-прежнему возражал против датировки. "Откуда вы взяли двухсотый год до нашей эры, когда самая ранняя дата, полученная в Зимбабве радиоуглеродным методом, всего лишь середина пятого столетия нашей эры, а большинство датировок еще позже?"
– Нас интересует не Зимбабве, а предшествующая культура, – возражала Салли. – Зимбабве могло быть построено к концу правления древних и было заселено, вероятно, всего короткий период после исчезновения древней цивилизации. Это довольно точно соответствует вашей радиоуглеродной датировке – 450 год нашей эры. К тому же радиоуглеродные данные по древним шахтам в Шале и Инсвезве дают результаты от 250 до 300 лет до нашей эры. – А кончила она с неопровержимой женской логикой: – И во всяком случае радиоуглеродный метод неточен. Ошибка может достигать сотен лет.
– Шахты эксплуатировались банту, – заявил Лорен. – А Кейтон-Томпсон и, конечно, совсем недавно Саммерс утверждают…
Она яростно набросилась на Лорена. "Неужели банту, которые появились только около 300 года до н.э., вдруг обнаружили гениальные способности геологоразведчиков, которые помогали им открывать руды там, где на поверхности да и в самой руде не было ни следа видимого золота или меди? Неужели они сразу развили инженерные знания, позволившие извлечь из глубины 250 000 000 тонн руды – вспомните, они никогда раньше не демонстрировали таких талантов, – а потом вдруг забыли о своих талантах на последующие тысячелетия?"
– Ну, арабские торговцы, они могли… – начал Лорен, но Салли пренебрежительно отмахнулась.
– И зачем им было строить шахты с таким риском и такими затратами энергии? Золото для банту не имело цены, основа их богатства скот. Где они научились обтесывать камни и использовать их при строительстве? Банту никогда раньше этого не делали. И вдруг, в один момент, это искусство расцвело у них, достигло зрелости, а потом, вместо того чтобы стать более утонченным, быстро ухудшилось и совсем исчезло.
С видимой неохотой Лорен отступал под ее натиском, но последний отпор он попытался дать, когда началось обсуждение моей теории о вторжении с запада, а не с востока. Лорен прочел все работы моих клеветников и критиков и теперь повторял их доводы.
Общепризнанная теория заключалась в том, что колонизация происходила с берега Софала (в районе Мозамбика) или от устья Замбези. Я же, основываясь на ранних текстах и собственных интенсивных изысканиях, выдвинул теорию о том, что средиземноморские народы прошли через Геркулесовы Столпы и спускались на юг по западному берегу Африки, вероятно, основывая торговые фактории на Золотом береге, Береге Слоновой Кости и нигерийском побережье, пока экспедиции на юг не привели их в незаселенные местности. Я думал о речном устье, которое с тех пор пересохло, заилилось или ушло в сторону, изменив свое направление и глубину. Река эта должна была вытекать из большого озера типа Макарикари, Нгами, давно исчезнувшего из-за прогрессирующего обезвоживания Южной Африки. Колонизаторы вошли в эту реку, возможно, Гунене или Оранжевую, проплыли по ней до истоков и оттуда разослали своих металлургов на поиски древних шахт Маники. Кто знает, может, они нашли в гравии озер и рек алмазы; несомненно, они охотились на огромные стада слонов, населявших эту местность. Достаточное богатство, чтобы оправдать постройку целого города, большой, окруженной стенами крепости и торгового пункта. Где они могли разместить этот город? Разумеется, там, где кончался водный путь. На берегу самого дальнего озера. Может быть, Макарикари? Или озера, которое заполняло некогда нынешнюю большую соленую котловину.
Салли и Лорен спорили с все большей желчностью и резкостью. Салли назвала его "невозможным человеком", а он ее в ответ "мадам-всезнайкой". Потом Лорен неожиданно капитулировал, и через минуту мы втроем радостно обсуждали предстоящее открытие утерянного города на Макарикари.
– Озеро расстилалось не менее чем на пятьдесят миль за пределами нынешней котловины, – указывал Лорен. – Всего лишь сто лет назад Берчелл описывал озеро Нгами как внутреннее море, а сегодня это лужа, которую можно перепрыгнуть без напряжения. Возможно, древнее озеро простиралось до оснований тех холмов, где находятся руины нашего города. У нас множество доказательств того, что климат Южной Африки становится все суше; прочтите у Корнуоллиса Харриса описание больше не существующих лесов и рек.
– Бен, – Салли возбужденно схватила меня за руку. – Ты помнишь, мы гадали, почему у города очертания полумесяца? Вероятно, это береговая линия, на которой располагалась гавань!
– Боже! – прошептал Лорен. – Я не могу дождаться завтрашнего дня.
Уже было заполночь и бутылки с виски опустели, когда Лорен и Салли отправились в свои палатки. Я знал, что не смогу уснуть, поэтому вышел из лагеря, миновал костер, у которого лежали закутанные в одеяла слуги, и пошел по поверхности котловины. Звезды освещали ее призрачным светом, почва под ногами скрипела при каждом шаге. Я долго ходил, время от времени останавливаясь и прислушиваясь к далекому реву льва на краю буша. Когда я вернулся в лагерь, в палатке Салли все еще горела лампа и ее силуэт виднелся на стене – увеличенный портрет моей любви. Она читала, сидя скрестив ноги на походной кровати; потом протянула руку и погасила лампу.