Родители, устанавливающие границы своим детям, должны руководствоваться некоторыми принципами.
1. Чем старше становятся дети, тем более значима для них родительская поддержка, ведь рисков и опасностей становится больше. Границы указывают подросткам на то, что те берут на себя ответственность за свои действия и в случае их нарушения будут сами разбираться с последствиями.
2. Установление границ работает тем убедительнее, чем больше в отношениях взаимного уважения, интуиции и чуткости. Если ограничения воспринимаются как контроль старших и при их нарушении следуют унизительные карательные меры, то вряд ли они приведут к установлению партнерских отношений между родителями и подростками.
3. Речь не идет о большом разнообразии правил. Тут скорее нужно подумать о том, имеет ли их установление смысл в принципе. Если каждая мелочь в жизни будет регулироваться договорами и соглашениями, тут есть чего испугаться. Такое положение дел начнет обременять всех участников процесса. Гораздо конструктивнее иметь несколько ключевых ограничений, появление которых легко объясняется проявлением любви и заботы, и всегда должна присутствовать возможность их изменить. Постарайтесь сформулировать правила как можно проще. Оставьте побольше пространства для маневра в простых бытовых ситуациях (модные тенденции, прически, хобби, карманные деньги) и установите более жесткие границы там, где возможна или вероятна опасность.
4. Исходите из намерений подростка соблюдать и уважать границы. Однако если правила будут постоянно нарушаться без каких-либо последствий, в них не будет смысла. В большинстве случаев это приводит к потере репутации теми, кто их установил.
5. Тот, кто решает ввести в жизнь детей ограничения, должен отдавать себе отчет в том, что подростки будут регулярно проверять их на прочность. А потому заранее подумайте: какие последствия будет иметь такое поведение? Знает ли о них подросток?
— Я стараюсь быть последовательной, — говорит мама тринадцатилетнего Тима. — Но бывают ситуации, когда я выхожу из себя и готова лопнуть от злости — когда Тим в тысячный раз ничего не хочет слышать.
— А кто такой Тим? — спрашиваю я.
— Мой тринадцатилетний пройдоха! — отвечает она, улыбаясь.
— Опишите мне ситуацию, когда он ничего не хочет слышать.
— Ну, — начинает она, — у нас есть четкая договоренность: в будни он должен быть дома не позднее восьми. И он это знает. Вечера мы любим проводить вместе. Но бывает, что он опаздывает на пять-десять минут, иногда даже на полчаса. И каждый раз называет какие-то нелепые причины.
Она усмехается.
— Пожалуй, только истории о том, что он встретил инопланетян, еще не было. — Она смотрит на меня. — Если я в хорошем настроении, то ничего ему не говорю. Если же настроение у меня не очень, я могу пилить его часами… И каждый раз он обещает быть дома вовремя.
Подросткам нравится вести споры по поводу границ. Они оценивают, как далеко можно зайти, как отнесутся к этому родители. Время возвращения домой — это возможность для Тима проверить свою маму. И тут важно придерживаться своей позиции, даже если речь идет всего о нескольких минутах.
— Я и сама чувствую, что веду себя как бюрократ, — говорит мама Тима. — Я не слишком педантична?
— Нет, — уверяет Альфред Крон, отец тринадцатилетнего Йонаса. — Я был таким же. Поначалу я не обращал внимания на то, что сын начал нарушать наши договоренности. Он должен быть дома в десять. Как-то раз он пришел в пять минут одиннадцатого, потом в шесть минут одиннадцатого и т. д. В какой-то момент я взбесился, гаркнул на него, но у него на каждое опоздание нашлось объяснение. Прямо как в вашем случае.
И тут же он рассказывает свою историю.
— Однажды вечером он опоздал, и я поговорил с ним, совершенно спокойно. Я напомнил ему о нашем договоре и спросил, помнит ли он о нем.
— Конечно, — ответил Йонас. — Но, знаешь, все время что-нибудь случается. Мне было бы проще приходить в одиннадцать.
— В десять, — повторил я. — Я за тебя в ответе. Так написано в законе, и ты с этим согласился.
— Ну да, — нерешительно ответил Йонас. — Но, знаешь, это так сложно.
— Что сложно?
— Я все чаще забываю о времени, а…
— Что «а»? — допытывался я.
— А остальным разрешают остаться подольше!
— Но ты не остальные, — дружелюбно ответил я.
— Точно, — в голосе Йонаса послышалась ирония, а потом он сказал с напускной серьезностью: — Ни у кого нет такого отца, как у меня!