Выбрать главу
Захватил «тамбовский» спрут Город наш геройский. Скоро Питер назовут «Петербург-Тамбовский».
По Неве плывет «трамвай» В сторону Рамбова. В Питере опять шуруют Бандиты из Тамбова.
6

В декабре 1917 года при СНК РСФСР была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, сокращено — ВЧК. Это был первый карательный орган советской власти. Достаточно вспомнить послереволюционную поговорку: «ЦК цыкает, а ЧК — чикает». В обязанности Чрезвычайной комиссии была вменена борьба с беспризорщиной, которую, впрочем, как это всем было хорошо понятно, они сами и породили, расстреливая направо и налево взрослое население. В городском фольклоре ВЧК была переименована в ДЧК, то есть «Детская чрезвычайка». Ею и вправду очень долго пугали детей:

Мальчик просит папу, маму: «Дайте сахар и чайку». — «Замолчи, троцкист поганый! Отведу тебя в ЧеКу».

Можно напомнить и о судьбе дома № 3 по улице Ткачей, в котором до революции находилось общежитие рабочих фабрики Максвеля. В обиходной речи он известен как «Красный дом», не только по цвету стен, выложенных красным неоштукатуренным кирпичом, но и по событию, вошедшему в историю рабочего движения под названием «Сражение в Красном доме». В ночь на 17 декабря 1898 года рабочие оказали сопротивление полиции, явившейся арестовать их забастовавших товарищей. В 1930–1940-х годах в бывших фабричных казармах Максвеля была устроена детская пересыльная тюрьма. Условия содержания малолетних преступников в этом заведении были, вероятно, такими, что его очень скоро окрестили «Домом палачей», адрес которого в Ленинграде был достаточно хорошо известен: «Улица Ткачей, дом палачей».

Между тем нельзя забывать и того, что благодаря деятельности пресловутой ВЧК в стране была создана целая сеть воспитательно-трудовых учреждений для малолетних беспризорников, лишенных родителей и домашнего очага. Их свозили с вокзалов и тюрем, из распределительных пунктов и отделений милиции, из притонов во время ночных облав. Так было и в послереволюционном Петрограде. Некоторые воспитательные и трудовые дома создавались на базе дореволюционных благотворительных домов призрения, некоторые возникали вновь. Однако, если верить городскому фольклору, и те, и другие становились предметом серьезной озабоченности как местных жителей, так и городских властей.

В конце XIX века в помещениях современной гостиницы «Октябрьская», располагающейся на Лиговском проспекте, было организовано Государственное общество призора (ГОП) для попечения и заботы о брошенных и неимущих. Сюда доставляли беспризорных детей и подростков, занимавшихся мелким грабежом и хулиганством. После Октябрьской революции 1917 года на Лиговке, или Лигов-стрит, как ее тогда называли, в том же здании было организовано Государственное общежитие пролетариата для тех же целей. В 1920-х годах сюда свозили на перевоспитание всех отловленных в Петрограде беспризорников. По неизлечимой в то время страсти всякое название превращать в аббревиатуру общежитие называли ГОП (Городское Общежитие Пролетариата). В народе звучную аббревиатуру расшифровывали: «Гостиница Обездоленного Пролетариата». А малолетние обитатели ГОПа в городском фольклоре получили прозвище «гопники».

Сделаем небольшое, но необходимое отступление. Этимология слова «гопник» известна давно. По Далю, «гопник» происходит от слова «гоп», что значит «прыжок, скачок или удар», а «гопнуть» — «прыгнуть или ударить». В дальнейшем филологи расширили характеристику понятия «гопник». Этим словом стали обозначать «агрессивно настроенных подростков, близких к криминальному миру либо с криминальными чертами поведения». Говоря проще, этим термином метили «мошенников, налётчиков, погромщиков и хулиганов».

Есть, впрочем, еще одно, на этот раз уголовное происхождение наших «гопников». Будто бы это слово восходит к «гопу», что на уголовном жаргоне означает «ночлежка, место, где можно переночевать воровской или грабительской группе». Из всего этого следует, что если мы говорим о петербургском городском фольклоре, то имеем в виду исключительно наших питерских гопников.

Очень скоро эти маленькие полуголодные «наши гопники» стали притчей во языцех всего и без того неспокойного города. Они вызывали постоянную озабоченность властей и неподдельный страх обывателей. Следы этого перманентного состояния сохранились в городской фразеологии — от формулы социальной обстановки на Лиговке: «Количество гопников определяется в лигах» — до непритворного изумления: «Вы что, на Лиговке живете?!»